Гена вытащил из шкафа бутылку шампанского и спросил заботливо:
— Как там Васино здоровье?
— Да, у вас же мальчик, — сказал Железняк, проявляя искренний интерес.
— Оставила его с теткой. Пришлось вызывать тетку из Электростали. Надо позвонить, как он там…
— У меня есть талончик. Можем заказать, — галантно предложил Железняк.
— Представляете, я все эти дни не спала, — сказала жена ответработника. — Так волновалась, так волновалась: вдруг что-нибудь сорвется… Я бы этого не пережила…
— Тогда вам надо выспаться, — сказал Железняк, вставая. — Мне тоже пора.
Несмотря на Генин умоляющий взгляд, Железняк распрощался и вышел. «Пирамус эт Тисбе, — повторял он дорогой. — Тристан и Изольда. Лейла и Меджнун. Ромео и Джульетта. Любовь свободна, мир чарует. Свободно мир чарует. У нее, как у пташки, крылья. И старая сука, оставив больного мальчика — о муже просто не говорим, — летит над морями, над лесами: она будет здесь страдать и бороться, страдать и бараться, потеть и пороться, пыхтеть и пыряться… Лю-у-бовь! Лю-у-бовь! Она законам не подвластна. Она ужасна. Она прекрасна. Нет, это любовь, нет, это любовь, нет, это — спортивный режим…»
После завтрака Железняк с Юркой гуляли по базару возле отеля. Мусульманские женщины судачили о своем, быстро орудуя гребешками и придавая своим шерстяным изделиям высокое мохеровое достоинство. Хотя большинство этих изделий было сделано наспех, кое-как, на живую нитку, их все-таки можно было привезти с собой из экзотических гор в подарок, так что трудолюбивая балкарка еще до обеда ухитрялась заработать сотню, а то и больше. Железняк с Юркой без труда узнали среди торговок Сайфудинову дочку — несколько ухудшенный вариант Омарчика и Сайфудина. Девочка была застенчива и без всякого шика носила заграничную куртку «саламон» и дорогие сапоги-«лунники» в нелепом сочетании с цветастым платком и темной шерстяной юбкой. На Юркино приветствие она ответила золотозубой улыбкой: золото во рту было здесь символом красоты и богатства.
Вернувшись, они посидели немножко в вестибюле, в кожаных креслах, которые так понравились Юрке. Юрка читал газету, а Железняк с любопытством слушал разговор двух хорошеньких продавщиц из Днепропетровска. Обсуждали синяк под глазом, который одна из них схлопотала в баре накануне вечером. Девица не стеснялась синяка, напротив, она им гордилась, потому что заработала его за свою несговорчивость от красавца Омарчика.
— Ну и что, Лара, — звонко и весело говорила она подруге, — вчера мы три раза выпили на халяву и только раз получили по фейсу. О-ля-ля!
Гена выяснял в вестибюле отношения с краснолицым Жорой, туристом из его группы. Жора и его друзья решили вовсе не брать лыжи и не кататься.
— Ты пойми, — убеждал Жора инструктора, — мы приехали подышать, культурно отдохнуть, андерстэнд? Мы привезли «Пшеничную» водку. Два ящика. Мы привезли коньяк, пятнадцать рублей бутылка. Мы купили книги. Булгаков. Семьдесят рублей. «Двадцать лет спустя» — восемьдесят. «Крестный отец» — шестьдесят пять. Мы хотим отдохнуть культурно, андерстэнд, босс? О’кей?
Гена больше не настаивал на завоевании Горы. Он отпустил туристов в бар и сел побеседовать с Железняком.
— Это кто был? — спросил Железняк.
— Жора? Бармен с лайнера «Иван Франко». Они ходят в загранку, так что имеют «капусту». Он сказал, что им надо пропивать девяносто рублей в день.
— Почему здесь?
— Модно. Горнолыжный курорт. Имеешь богатый зимний загар. Можешь надеть на себя «вранглеры». Сапоги-«лунники». А перед отъездом все продашь. Хоть в лыже-хранилище…
Гена что-то не очень спешил к жене ответработника. Он любил сидеть так, без движения, в кожаном кресле, лениво отбиваясь от заинтересованных туристок. Он говорил им, что полностью разочаровался в сексе. Иногда, впрочем, он все-гаки поднимался и шел за какой-нибудь туристкой в номер. «Чтоб не обидеть, — объяснял он. — Чтоб не утратить квалификацию». Но чаше он все же оставался в кресле и рассказывал о функциях своего организма. О ритмичной работе органов и желез. Гена обожал иностранные слова. В благодарность за его ненавязчивость и доброту Железняк обогатил его несколькими вполне иноземными словами, что и сделало отношения между ними почти дружескими. Слова были немудрящие, но весьма полезные. Например, «эманация», «сублимация», «фригидный», «амбивалентный», «подсознательный», «подкорковый», «автоматизм», «аутотренинг», «биоэнергия». Слова эти заняли видное место в Генином репертуаре, вытеснив на время такие слова, как «характерно» и «оригинально».