Лишь проснувшись мгновение спустя и оглядев догорающий труп Тары и спящее неподвижно тело рыжего саудита, я что-то понял. Я понял, что что-то не так. Я понял, что нужно насторожиться.
Я огляделся. Питт сидел у костра. Том спал на песке рядом, Джимми − с другой стороны. Поначалу я их даже не заметил. Но теперь я ясно осознавал их присутствие. Также же, как и я, они лежали тут и кисли.
Мне совсем расхотелось спать, хотя вставать хотелось ещё меньше. Я стал разглядывать Джимми, лежащего прямо передо мной. Тут мои ненасытные глаза нашли ещё одну интересную деталь: штаны Джимми были приспущены и мягкий член выглядывал из них, как червяшка.
Моя настороженность нарастала до тех пор, пока я смутно не понял всей трагической глубины этой ситуации.
Они изнасиловали и убили её.
«Она прятала у себя эту собаку, − гулко проговорил Питт снова, − да ещё и чуть не пристрелил всех нас, тварь. Я до сих пор отойти не могу.»
Он чуть не пристрелил их, − подумал я.
«Он умер, как собака», − проговорил Питт, хотя, конечно, он говорил что-то другое.
Нет, с этим надо было что-то делать. Я направил все свои мысли в одну точку. Но мысли − не линии, чтобы куда-то направлять их, и я сдался, а они меня пронзили как ни в чём не бывало. Я чувствовал, что эти тараканы неподконтрольны мне. Понял, что они ползают по мне, как самостоятельные существа.
И снова разбежались. Неужели так трудно просто взять и ползать в одном месте и на одну тему?
Они бегали в разные сторону, и больше всего на свете им было плевать на Тару и саудита.
А где Тара? И вдруг мне сделалось грустно. Ведь факт сжигания плоти на костре делает человека неживым. Исключений здесь не бывает: ты горишь на костре − ты труп. Ты аравийский террорист − ты труп американского благочестия.
Теперь нас всего четверо. А было пятеро. А на самом деле… шестеро… или нет?..
Мне стало как-то очень плохо. Солнце Саудовской Аравии жарило меня на песке и увеличивало во мне какую-то боль.
Эта боль была благосклонна. Она горела желанием, она осознавала предначертанность, она окаймляла моё существование. Испепеляющее солнце Саудовской Аравии.
Мне стало так плохо, что я даже встал и пошёл. Не видя границ, как в зефире, пошёл в тень дома.
Я лежал на пороге около пятнадцати минут или пятнадцати часов, пока не услышал её голос:
«Его зовут Ахмед»
Я вспомнил того хмурого мальчика из фильма, которому вставили в рот проволоку, чтобы он улыбался.
«Его зовут Ахмед»
Она улыбалась мне, но её больше не было.
«А где же мальчик? − спросил я у кого-то. − неужели он спит в своей кроватке. И спит ли?»
Двери стали казаться мне меньше − одна из них открывалась где-то десять минут, так, что я чуть даже не упал.
Я не знал, куда и зачем иду, но я искал Ахмеда. Искать было так долго, что я даже удивился. Никогда я не думал раньше, что дом Тары настолько большой. Это был не дом, а целый небоскрёб в ширину.
Через несколько часов я был настолько измотан поисками Ахмеда, что даже отчаялся и упал на пол.
Оказалось, что я пришёл в ту комнату. Здесь Тара показывала мне его. Здесь она держала его в руках и улыбалась. Здесь стояла кроватка. И в ней без сомнения лежал Ахмед…
Кровь на подушечке возле её стенки давала знать о его присутствии.
Ахмед действительно лежал там, хотя и без головы.
Я снова упал − на этот раз упал больно, об пол. Разные мысли стали осенять меня, как ангелы, нисходящие с небес во глубины ада. Они стали жёстче. Они стали глубже и проникновеннее. Мне стало так больно за мальчика. Я почувствовал его боль. Представил маленький страх маленького, невинного существа, когда его мать кричала.
Это маленькое существо ещё не разговаривало. Оно не знало бранных слов, не знало Америки и Саудовской Аравии, не знало жизни и смерти, не знало понятий добра и зла и пока не делало сложных выводов о ложности концовок тех сказок, что ему рассказывала мать.
Потерянное ещё до момента зачатия существо выбрало неправильное место для рождения, и дай бог, чтобы не было никакой вечной жизни, и оно не родилось здесь снова! Дай бог, чтобы оно умерло безнадёжно и окончательно!
Дай бог, чтобы они все сдохли. Дай бог, чтобы я сдох вместе с ними.
Ах боже, убейте меня кто-нибудь, убейте меня, прошу вас!