Опушка леса вывела Йоханнеса на проселочную дорогу, которой зимой пользовались крайне редко. В полукилометре от опушки чернело несколько убогих построек: дом и хлев. Издали посмотреть, — несколько банек приткнулись друг к другу, между ними колодец с журавлем. Таких колодцев давно уже не рыли в этих местах — ставили насосы. Здесь начинались поля хутора Курвеста. Когда-то на земле отца Марта, Карла Курвеста, его попс Кург построил эти хибарки. Несколько попсов жили здесь уже после Курга, но долго никто не уживался, — работать на Курвестов и ладить с ними было нелегко. Постепенно хутор приходил в ветхость. В народе его прозвали Журавлиным хутором, по имени его первого хозяина Курга[6].
Теперь хутор Курга получит нового хозяина. Им будет Пауль Рунге, бывший батрак Курвеста. Йоханнес Вао, один из членов волостной землеустроительной комиссии, только вчера подписал своей рукой это решение. Правда, Рунге хотел поселиться в доме Курвеста, а не в баньке Курга. Но, видно, Таммик, председатель комиссии, хотел оказать другому новоземельцу, Кянду, максимум льгот, и все из-за того, что в волости в лице Кянда все видели будущего председателя нового машинного товарищества. Вао был вполне согласен с председателем комиссии, и не столько потому, что очень уж рассчитывал на трактор Кянда, нет, не потому. Просто ему не нравилось, что хозяином богатого хутора Курвеста станет бедняк Рунге и разом получит то, чего Йоханнес Вао добивался всю жизнь, да так и не добился… И Рунге, чего доброго, через два-три года станет богаче его, Йоханнеса Вао. Он, Рунге, и так много получил: одиннадцать гектаров хорошей земли, корову, семена. Чего же более? А дом и хлев пусть построит сам, если он работник и мужчина. Нечего на даровое зариться!… Третьему члену комиссии, землемеру Нирку, было все равно, кого вселять на хутор Курвеста — Кянда или Рунге, лишь бы поскорее наконец завершить земельную реформу в волости и провести размежевание. Поэтому он охотно согласился с решением Таммика и Вао.
Разглядывая унылые пустые строения, Йоханнес, удивленный, остановился и встал за жидкие кусты ивы. Двое — мужчина и женщина — напрямик шли по полю к заброшенному хутору. Что за чорт! Шли, да еще взявшись за руку… Мужчина в шинели мог быть только Пауль Рунге. А по привычке носить запрокинутой голову и по решительной походке Йоханнес узнал свою дочь Айно…
Йоханнес полез в карман за трубкой, чтоб посоветоваться с ней.
Двое подошли к дому и медленно обошли его со всех сторон. Они сели на край колодца и стали смотреть на дом. Они смотрели так долго на него, что Йоханнес успел за это время набить трубку, разжечь ее и наполовину выкурить. Так люди смотрят на вещь, которую облюбовывают; им очень хочется приобрести ее, но они боятся, не будет ли она стоить им слишком дорого.
Старый Вао плюнул и, сунув трубку с огнем в карман, решительно зашагал по дороге, не глядя на хутор.
У него было такое ощущение, словно кто-то его крепко обошел и надул. Но кто? Уж не Михкель ли Коор? Но при чем тут Коор? И эта чортова девка! Мало того, что осрамила когда-то на всю деревню своим уходом — теперь спуталась с этим Рунге. Ничего себе положение: одна дочь замужем за Михкелем Коором, богатейшим человеком в Коорди, а другая в этой же деревне — хозяйкой на Журавлином хуторе. То-то все языки почешут, посмеются над гордостью Йоханнеса… Вао снова желчно сплюнул. Смеху и насмешек этот степенный, медлительный, с воловьей шеей, человек боялся больше всего.
А разве все не могло обойтись лучше? Разве не мог Рунге, в конце концов, чорт побери, поселиться в доме Курвеста, если бы он, Йоханнес, знал?
Он, мрачный, вошел в дом и молча шваркнул зайца о каменный пол кухни; сердито сопя, повесил ружье на гвоздь.
— Что с тобой? — удивилась Лийна.
— Ничего, — коротко отрезал он.
— Огонь в печке… Шкурку снимешь? — поинтересовалась Лийна.
— Я с этой девки шкуру спущу, — гневно закричал Йоханнес.
— С какой?.. Чего ты мелешь? — вытаращила глаза жена.
— Да все с той, что хозяйкой идет к Паулю Рунге на Журавлиный хутор, — язвительно сказал Йоханнес.
— Ну? — Лийна уставилась на мужа, ничего не понимая.
— Что — ну? Твоя Айно!
Лийна всплеснула руками и села на табурет.
— Айно на Журавлиный хутор?
В дверях показались румяные лица Линды и Вильмы, но, увидев отца, моментально скрылись.