— Похоже, у вас было славное детство.
— Разборный бассейн на заднем дворике пригородного дома. Ничего особенного. Я строила модели, а Ричи шил костюмы пиратов. Только не смейся!
Бен постарался спрятать улыбку.
— Ладно, смейся. Уже тогда было заметно, что у меня склонность к архитектуре, а у Ричи — к искусству. Он всегда говорил, что может считаться ходячим клише. Говорит, — поправилась она.
Бен сел и протянул ей руку через скатерть.
— Насколько сильно он болен?
— Сейчас ему немного хуже. Болезнь то наваливается, то отступает. Я разговаривала с ним вчера ночью, до того… До того, как я зашла к тебе. Я не хотела тебя тревожить.
Единственное, что его тревожило, — это то, что она пытается справиться со всеми проблемами в одиночку.
— Ты не говорила ему, что я остался здесь?
— Мне было приказано не говорить, — Бриджет даже обиделась.
— Это нельзя назвать ответом на мой вопрос.
— Он же мой брат!
— То есть ты ему сказала? — уточнил Бен.
Обидевшись, она отодвинулась подальше.
— Ты говоришь так, словно мне не доверяешь!
Она и сейчас не дала ему прямого ответа!
— Тебе свойственно самой решать, что правильно, а что — нет.
— Если я не буду решать, то кто будет решать за меня?
— Например, закон.
— Ты снова о тех таблетках? Ричи слишком часто видит страдающих людей, чтобы остаться равнодушным и ничего не делать.
— Это еще не делает его действия законными.
— Что ты носишься со своими законами? Иногда жизнь навязывает свои законы…
— Какая ты гибкая! Образ действий выбирается в зависимости от обстоятельств и людей.
— А, теперь меня будет учить мистер, который никогда не лжет?
Бен вздохнул, обескураженный ее умением отразить, казалось бы, железные аргументы, озорно сверкая глазами.
— Мне ни разу не удалось тебя провести. Ты с самого начала видела меня насквозь.
Она пожала плечами и непринужденно и естественно взяла его за руку.
— Я ведь мог оказаться беглым преступником!
Бриджет нисколько не смутилась.
— Ты? Никогда! В тебе что-то ощущалось. Что-то благородное, надежное, внушающее доверие.
Он фыркнул:
— Я на Джона Уэйна не похож, а хожу прихрамывая только из-за раны.
— Ты такой же консервативный, как он.
— И что в этом плохого, скажи, пожалуйста? Если нарушаешь законы, тебя сажают. Вот и все дела.
— Какой же ты максималист!
— Я верю в то, что надо четко разграничивать добро и зло.
— И лгать людям, если тебе это удобно. И прибегать к шантажу, чтобы добиться своей цели.
— Ты говоришь это не обо мне. Она выпустила его руку и начала укладывать остатки завтрака обратно в корзинку.
— Ты бы уехал, если бы смог.
— Я не хотел тебя втягивать — боялся тобой рисковать.
— Если не считать мистера Стоунсмита, никто к нам носа не совал, — упрямо тряхнула головой Бриджет.
— Но такая вероятность все еще остается.
— Если кто-нибудь появится, я с радостью солгу и скажу, что это частное владение и посторонних сюда не пускают.
— Что возвращает нас к моему первоначальному вопросу.
— Какому это? — Бриджет сделала вид, что уже забыла.
— Ты говорила Ричи, что я здесь? — напомнил Бен.
— Нет. Ты мне не веришь?
— Ты бы не стала только что увиливать, если бы ответ был так прост.
— Я ему ничего не сказала. Не потому, что ты или Стоунсмит не велели мне этого делать, а потому, что я не хочу, чтобы он тревожился. У него и так забот хватает.
Бен помолчал, не сразу решившись затронуть щекотливый вопрос.
— А о ребенке ты ему сказала?
Бриджет смотрела на озеро. Согнув одну ногу, она уперлась локтем в колено и запустила пальцы в растрепавшиеся волосы.
— Пока нет. Он отнесся к этому с не меньшим энтузиазмом, чем я. Он хотел, чтобы это был мальчик — чтобы я назвала его в его честь. Не нужно быть Фрейдом, чтобы сообразить почему. Ему хочется, чтобы после него кто-то остался. И я тоже.
Она не пустила муравья к себе на сандалию, смахнув его со скатерти.
— Ты в основном поэтому решила рожать?
— У меня было много соображений. Когда мы только узнали, что Ричи болен, я поймала себя на мысли: «А что бы сделала я, если бы узнала, что жить мне осталось недолго?» И рождение ребенка оказалось на первом месте.
Она наклонила голову и подперла подбородок кулаком. Солнечные лучи играли в ее блестящих волосах. Ее огромные карие глаза пристально смотрела на него.
— Чего я никак не могу понять, это почему ты рискуешь своей жизнью.
— Моей? — Он пожал плечами, словно это был сущий пустяк. — Такая работа.