Она чувствовала рядом с собой его тело: он лежал, тесно прижавшись к ней. Ночью, во время сна, Бриджет перевернулась на бок — но Бен не разжал своих объятий даже тогда. Она любила его и за это: за ту заботливость, которую он проявлял всякий раз, когда она поворачивалась. Он обязательно протягивал руку, чтобы ее голова оказалась или у него на груди, или на той единственной подушке, которая не упала на пол.
Немного раньше — чуть меньше часа тому назад — Бен укрыл ее одеялом, оберегая от утренней прохлады. Она по-прежнему ощущала мягкое прикосновение ткани к своей коже. Бен ласкал ее — пока все ее тело не ощутило смертельную усталость и одновременно возбуждение и восторг. Ей казалось, что не было часа, когда она не просыпалась бы, чтобы не посмотреть на него при свете догорающих свечей.
Ну и пусть она не спала этой ночью глубоким сном! Зато она была переполнена глубокими чувствами. Ей хотелось сохранить как можно больше ярких воспоминаний, оставить следы волшебной ночи на своей коже, в своем теле — чтобы память о ней была с ней всегда.
Он был романтичен и нежен, как поэт, — и безжалостен и стремителен, как пират. Он, не стесняясь, снова и снова подводил ее к вершине восторга, заставлял умолять. И требовать. Она то шептала, то выкрикивала, чего хочет, в полный голос, и он выполнял ее желания.
В неверном утреннем свете Бриджет мысленно вернулась к событиям этой ночи. У нее почти не было возможности неспешно им насладиться. Когда она ожидала медленного погружения в сладкий сон, он принялся делать ей массаж — начиная с затылка и спускаясь все ниже — к плечам, ключицам, основанию шеи, где не осталось никакой напряженности, к нежным грудям, которые словно оживали под его прикосновениями, к ногам, которые все еще дрожали от того, с какой силой она притягивала его к себе.
Бриджет лежала притихшая и расслабленная и только сонно попросила у него прощения за то, что никак не может проснуться. Массаж продолжался. И почему-то в какой-то момент его процедуры ее томность вдруг сменилась на чуть заметное беспокойство. Когда он провел большими пальцами по ее ступне, у нее сжались пальцы ног. Лежа на животе, она не могла не шевелиться, когда он разминал ей икры ног. Она извивалась под его сильными руками, изнывая от желания ответно прикоснуться к нему.
— Ш-ш, сначала я, — сказал он.
Ее воображение не давало ей покоя, рисуя, как он наклоняется над ней, поставив колени по обе стороны ее бедер, и снова разминает ей мышцы спины.
И тут Бен стал покрывать поцелуями ложбинку, пролегшую по спине вдоль позвоночника. Она задохнулась и замерла, только теперь осознав, что короткая передышка закончилась. Бен улегся рядом с ней и, отведя волосы с шеи, атаковал ее ушко…
Сейчас, в розовом свете утра, Бриджет перекатилась на спину, в безмолвном изумлении глядя на темного ангела, который так нежно любил ее при свете камина. Он снова превратился в земного и совершенно не поддающегося определению мужчину, который возник дождливой ночью у ее двери. В ту первую ночь она решила, что он может выдать себя за кого угодно: грека, итальянца, мексиканца, индейца. Неудивительно, что он работает секретным агентом.
Она невольно улыбнулась: надо будет сказать это Бену! Она смотрела, как он спит. На лоб упала темная прядь, лицо было спокойным, но скулы остались все такими же упрямыми. Он изредка похрапывал. Об этом она тоже ему скажет.
Наверное, он не удивится. Бриджет не могла себе представить, чтобы какие-нибудь ее слова могли удивить Бена. В эту ночь он не раз поражал ее. И не два. Чувства, которые он в ней будил, ее обрадовали, удивили, потрясли — как и та открытость, с которой она шла ему навстречу.
Поздно ночью она проснулась и увидела, что он наклонился к камину. Его фигура, высвеченная красным светом догорающего пламени на фоне массивных булыжников, из которых был сложен камин, казалась первозданно мощной. Он задул те свечи, которые не успели догореть. Разворошенные им угли отдавали остатки тепла.
Только повернувшись и направившись к кровати, он увидел, что Бриджет за ним наблюдает.
— Ты проснулась! — сказал он.
Она молча кивнула.
Бен протянул ей руки. Она понимала, что просто сжать его пальцы значило дать свое согласие. Она села на постели, не отпуская одеяла, встала на колени и поцеловала его в грудь, безмолвно прося подарить ей еще одно воспоминание.