После окончания шествия Алонсо отправился в свою книжную лавку, где провел несколько часов. Вернувшись в дом дяди, он узнал, что в его отсутствие там побывал некий моряк из Могера по имени Теодоро Абриль, участник плавания Колона, и передал для него посылку от Мануэля де Фуэнтеса. В оставленной Абрилем деревянной шкатулке обнаружились два письма и связка бумажных листов в глиняной бутылке. Одно письмо было адресовано сеньору Алонсо Гарделю, другое - донье Росарио де Фуэнтес.
"Дорогой друг, - писал Мануэль. - Ты, вероятно, уже понял, что я остался на острове. Здесь нас мало, мы со всех сторон окружены местными племенами. И, хотя на сегодняшний день, они не проявляют враждебности, ситуация может измениться, особенно в свете того, что некоторые мои товарищи по неразумию своему злоупотребляют кротостью туземцев, загружая их порой непосильной работой и в придачу заставляя их повсюду искать золото.
Именно потому сеньор адмирал вооружил форт пушками с "Санта-Марии" и именно поэтому каждый, кто умеет хотя бы держать меч в руках, может оказаться необходимым для защиты форта в случае нападения со стороны индейцев. Как ты помнишь, я попросился в эту экспедицию, предложив услуги воина. Поэтому я, разумеется, добровольно вызвался остаться, когда адмирал заговорил с нами об этом.
Дело в том, что один из наших кораблей куда-то исчез, а еще один, самый большой, флагманская каррака "Санта-Мария", потерпел крушение. Впрочем, ты, вероятно, это уже знаешь. Единственная оставшаяся каравелла "Нинья" никак не может вместить всех нас.
Уверен, что в тот день, когда ты читаешь это письмо, вся Кастилия чествует адмирала и наших моряков. Не скрою, я очень хотел бы быть среди них! И, конечно же, я сильно соскучился по матушке. Но ничего не поделаешь. Мою встречу с родными, с друзьями, с родиной придется отложить еще на полгода-год.
Я знаю, ты иногда бываешь в Саламанке. Второе письмо в этой шкатулке адресовано моей матушке. Не мог бы ты оказать мне любезность и передать его? Я, конечно, могу попросить сделать это Теодоро: ведь адмирал с командой с большой вероятностью проедет и через Саламанку. Но дело в том, что у меня к тебе есть дополнительная просьба как к человеку, связанному с книгопечатанием. На листочках, которые ты найдешь в бутылке, содержатся мои путевые заметки. Писатель из меня никакой, не моя это стихия, но, думаю, что даже простые записи о впечатлениях от столь длинного и крайне необычного путешествия будут интересны тем, кому я дорог.
Я прошу тебя прочитать их и сделать с них две копии. Одну оставь себе, а оригинал передай моей матушке в замке Каса де Фуэнтес в Лас Вильяс, к северо-востоку от Саламанки. Вторую же копию сохрани, пожалуйста, для меня. Когда вернусь, возьму ее и с новой силой примусь за поиски своей возлюбленной. Третья копия предназначена ей. Обременять тебя ее поисками не желаю, поэтому не сообщаю здесь ни ее имени, ни каких-либо иных подробностей о ней.
Заранее благодарю, дорогой Алонсо.
Поклон сеньору Ибрагиму Алькади, сеньору Хосе Гарделю, твоей матушке, сеньорите Матильде и вообще "всему вашему семейству" (хоть и не писатель, а сам себя цитирую)!
Твой Мануэль".
Алонсо взглянул в первый листок путевых заметок.
"7 сентября 1492 г. Вчера продолжили путь на запад с Канарских островов, где останавливались из-за течи и поломки руля на "Пинте". Когда находились на острове Гомера, адмиралу кто-то сообщил, что в районе острова Йерро нас поджидает португальская эскадра с целью помешать выходу в открытый океан. Благодаря мастерству и опыту сеньора Колона нам удалось проскочить мимо них незамеченными".
Далее следовала приписка: "Никогда не думал, что труднее всего будет не научиться морскому делу, а привыкнуть к замкнутому пространству корабля. К этой небольшой площадке, которую приходится делить с другими людьми, не имея никакой возможности покинуть ее пределы. И лишь вид безбрежного океанского простора дает хоть какое-то облегчение".
Чтение заметок оказалось до крайности увлекательным. Несмотря на отсутствие литературных красот, они были намного интереснее сказки о приключениях Синдбада, поскольку повествовали о подлинных событиях.
Затаив дыхание, читал Алонсо о том, как на маленьком островке, который первым встретился путешественникам после многих недель мучительного морского пути, обнаружились люди! Они вышли из леса и встретились с кастильцами в первый же день их прибытия. Мануэль писал о необычной внешности индейцев народа таино и о том, как они отдавали свои золотые украшения за безделушки, не имеющие никакой ценности.
Затем европейцы открыли несколько других островов, мелких и крупных. И наконец Мануэль рассказал историю нелепого крушения "Санта-Марии" и возведения форта Ла Навидад, где он сам и еще тридцать восемь человек остались до того времени, когда за ними прибудет следующая эскадра адмирала Колона.
В отличие от "Света в оазисе", путевые заметки Мануэля де Фуэнтеса никакой тайны не содержали, и Алонсо, вместо того, чтобы переписывать их от руки, поручил работнику в книжной лавке изготовить две печатные копии. В заднем помещении лавки стоял предмет гордости Алонсо - приобретенный им недавно гуттенберговский наборный станок. Благодаря ему, обе копии делались практически одновременно.
Еще несколько дней "книгоноша" потратил, объезжая цыганские стоянки на территории от Кордовы до Севильи, а также от Кордовы до Толедо. Совершенно не представляя, как вести разговор с потомком Франсиско Эль-Рея, если таковой отыщется, Алонсо мысленно представлял себе самые разные варианты беседы.
На одной из стоянок старики помнили Франсиско, но ничего не могли сказать о том, были ли у него дети. На других даже не слышали этого имени.
Смирившись с тем, что поездка ничего не дала, Алонсо зашел на рынок в небольшом городке Мадрид, близ Толедо. Там он купил в лавке зеленщика сушеных фруктов на дорогу. Когда он протянул руку, чтобы взять плетеное лукошко с фруктами, зеленщик вдруг спросил:
- Простите, сеньор, можно ли поинтересоваться, откуда у вас это кольцо?
- Что? - удивился Алонсо, очнувшись от своих размышлений и впервые обратив внимание на продавца. Им оказался смуглый, пожилой цыган.
- Я имею в виду вот это кольцо с печаткой, - цыган кивнул на безымянный палец правой руки Алонсо, оправленный в перстень с печаткой в форме черепахи.
- Почему вы об этом спрашиваете? - удивился Алонсо.
- Извините, если я влез не в свое дело. Но, кажется, я знаю человека, который делает такие кольца. И я так же знаю, что он никогда их не продает, а лишь дарит очень близким людям.
- Нет, вы ошибаетесь, - вежливо ответил Алонсо. - Вы никак не можете знать ювелира, изготовившего этот перстень, так как он был сделан лет восемьдесят-девяносто тому назад.
- Странное совпадение, - пожал плечами зеленщик. - Может быть, это у них семейное.
- Семейное? - встрепенулся Алонсо. - Как же зовут вашего знакомого?
- Пако Эль-Рей.
- Эль-Рей? Возможно ли? Сколько ему лет?
- Около двадцати пяти или чуть больше.
- Вероятно, это внук Франсиско Эль-Рея, который сделал перстень! - воскликнул Алонсо, не веря своей удаче. - Тем более, что у них одинаковые имена... Я как раз разыскиваю потомков Эль-Рея. Вы случайно не знаете, как его можно найти?
- Знаю, сеньор. Это совсем несложно. Раньше их табор располагался возле Альхамы, но перед самым падением Гранады власти потребовали, чтобы они ушли. Теперь они стоят недалеко отсюда, возле южного входа в Бургос.