- Бехике еще не получил ясных указаний о тебе от семи, - продолжает Орокови, не обращая внимания на мой недовольный тон.
- И как же они дадут ему эти указания? - спрашиваю я.
- Знамениями или через кохобу, - и без всякой паузы парень произносит формулу прощания, разворачивается и удаляется, не дав мне возможности спросить, что такое кохоба. Ладно, он тут не единственный источник сведений.
Лежать больше не хочется. Выхожу из хижины и усаживаюсь на корточки у порога, лениво глядя на женщин, которые возятся в соседнем бохио. Я уже так привык ходить почти без всякой одежды, что мне, вероятно, было бы сейчас неудобно носить все эти рубахи, камзолы, плащи, чулки, шляпы, сапоги, не говоря уже о доспехах и шлемах.
Мысли возвращаются к флейте. Как выяснилось, музыкальные инструменты, как и игра в мяч, тоже носят здесь исключительно сакральный характер. Использовать их можно только в ритуальных целях, и хранятся они обычно в жилищах правителей и знахарей. Идея о том, чтобы Зуимако нашла для меня флейту, была встречена ею с ужасом. Оказывается, женщинам нельзя даже прикасаться к музыкальным инструментам. А я-то думал, что они обладают здесь такими же правами, как и мужчины.
Поначалу я смирился с невозможностью раздобыть инструмент. Не судьба мне играть музыку, пока не вернусь в Кастилию. Но только что, когда я чуть не заснул в гамаке, сквозь дремотное сознание пробилась новая мысль. Почему бы мне не поиграть на флейте в отмененном витке реальности? То есть я-то буду его помнить, а все остальные - нет. И никто даже не догадается о моем святотатстве.
Встаю, иду в сторону хижины знахаря, время от времени оглядываясь по сторонам. В селении почти никого нет. Люди работают, в отличие от праздного Раваки. Женщины за моей спиной не обращают на меня никакого внимания. Сколько я уже нахожусь среди людей коки? На моем "календаре" сегодняшний день отмечен как шестнадцатое февраля. А прибыл я в двадцатых числах сентября. У этих женщин было достаточно времени, чтобы привыкнуть ко мне. Да и выгляжу я сегодня не так необычно для них, как раньше. Хожу в набедренной повязке. На мне нет европейской одежды, загоревшая кожа покрыта поблескивающей мазью от насекомых, и даже волосы я наконец стал собирать пучком. Так они не падают на лицо. Кроме того, я теперь каждый день бреюсь скребком, чтобы не так сильно выделяться из общей массы. И говорю я на таино все лучше и лучше, благодаря ежедневной практике с неутомимой на разговоры Зуимако.
Каней открыт, как и все жилища таино. Внутри, похоже, никого нет. Бехике с женой много часов проводят в лесу за сбором целебных трав и корневищ. Захожу, оглядываюсь. Орокови тоже отсутствует. Таино нельзя обвинить в домоседстве.
Остывшая жаровня, амулеты, маски, ожерелья, повсюду множество статуэток-семи, чаны с красками. Низкие скамеечки с фигурками духов-охранителей, которые, как я знаю, называются духо. Кажется, на них сидят важные люди во время праздников и ритуалов.
О! А вот и то, что я ищу! Массивный деревянный барабан майохабао с висящим на его боку деревянным же молотком, погремушки марака, свистелки из глины, флейты из тростника, костяные флейты, трубы из раковин.
Беру в руки небольшую тростниковую флейту. Если начну в нее дуть, сразу же сбегутся люди. Конечно, можно будет изменить реальность, и они даже не узнают о том, что я касался святыни. Но ведь поиграть мне в этом случае тоже не удастся!
Я поворачиваю ее туда-сюда, рассматриваю. Шесть отверстий расположены в ряд, примерно на одинаковых расстояниях. По сравнению со знакомой мне европейской флейтой не хватает еще одного отверстия, для мизинца правой руки. Пальцы сами ложатся на привычные места. Большой палец правой руки, расположенный внизу флейты, тщетно ищет отверстия для смены октав. Поднимаю флейту и убеждаюсь, что октавного отверстия нет.
Выходит, диапазон этого инструмента составляет всего одну октаву или чуть более того. Сложное рондо или менуэт на таком не исполнишь. Но хоть что-то ведь можно сыграть.
Как же хочется в нее дунуть!
Тщательно изучаю устройство ее свистка. Ничего сложного. Мне вдруг приходит в голову, что я могу и сам изготовить нечто подобное. Правда, надо точно рассчитать расстояния между отверстиями. Пожалуй, повторю свой визит сюда завтра, в это же время, когда никого не будет в хижине. Возьму лист гуябары и перерисую ряд отверстий, в точности сохраняя расстояния между ними и их размеры. А затем вооружусь костяным или ракушечным скребком и небольшим топориком в форме крупной бабочки - и в лес. Смастерю флейту сам, а вдобавок сделаю и октавное отверстие, о котором таино, по-видимому, не знают. Диапазон сразу увеличится вдвое.
Найду хорошо прикрытое место, где меня никто не увидит и не услышит, и буду тихо насвистывать себе мелодии далекого Леона! И Кастилии! И Франции! И Италии! И сам что-нибудь сочиню!
Чувствую охватывающее меня радостное предвкушение!
Хижину бехике покидаю не таясь. Женщины, завидев меня, тут же заголосили. Ну, конечно, я ведь совершил святотатство, войдя без спроса в хижину знахаря. Почти не задумываясь, меняю реальность. В новом витке я все время сидел в своем бохио, никуда не выходя.
Ликуя, заранее готовлю все необходимое для рисования флейты и ее дальнейшего изготовления. Как же я раньше не догадался использовать свой дар для того, чтобы сделать себе инструмент?! Музыка, я иду к тебе!
МАНИКАТЕКС
Две луны тому назад я, Маникатекс, бехике племени коки на острове Борикен, с болью и радостью сообщил сыну своему Орокови, что намерен обучать всему, что знаю, высокого чужестранца с соломенными волосами.
С болью, ибо это могло означать, что возлюбленный сын мой так навсегда и останется лишь учеником и помощником бехике, хотя достоин он большего.
С радостью, ибо пришелец наделен таким даром, о каком не рассказывают даже песни. И в эти смутные времена, перед лицом грядущих бед, я вижу в нем росток надежды для моего народа.
Ведомо мне через мудрость кохобы, от предков наших, сообщающих свои желания шелестом веток и отростками корней, от охранительницы Коки, от безначального создателя всего сущего Юкаху Багуа Маокоти, обитающего в небесах, и предвечной матери его Атабей, защитницы рожениц, что близится время, когда весь наш народ на островах этого моря будет подчинен и почти полностью истреблен. Не карибами, издревле совершавшими набеги на наши селения, похищавшими наших мужчин ради принесения их в жертву и наших женщин ради их красоты. А соплеменниками этого пришельца, людьми с белыми лицами и телами, облаченными во многие накидки и наделенными огромным могуществом.
Ведомо мне, что я не доживу до этого времени. Сын же мой доживет, и многое сможет он сделать ради народа нашего, но лишь как верный помощник тому, кто сумеет вобрать в себя сокровенные знания обоих народов и уберечь их. Ибо грозит одному из этих народов судьба истребляющих и страшное возмездие великих богов. А над другим повисла ужасная доля истребляемых.
Сказал я все это сыну своему возлюбленному, и он разделил мое горе, и мою радость. Обещал он мне, что будет верен преемнику, кем бы он ни был, если это дает людям хотя бы слабую тень надежды. Ибо мудр не по годам мой сын, и бывают у него вещие видения, и знает он то, о чем не догадываются остальные. Ведома ему страшная судьба народа добрых людей, не вкушающих человеческой плоти.
Одну луну тому назад я, Маникатекс, бехике племени Коки, взял чужестранца Раваку в ученики, дабы передать ему все свои знания и умения.
Произошло это после того, как я и жена моя Аягуэс, собирая травы для притираний, услышали двух птиц, поочередно поющих из одного горла. Одна плакала сипло и безнадежно, как ветер в тростнике. Другая щебетала и звенела, взмывая к небу, словно радость новорожденной жизни.