— Кто они такие? — в один голос спросили Идрис и Хуршед — тот самый юноша с флейтой и каштановыми волосами.
Нынешнее поколение не может назвать и трёх предыдущих султанов. Что с них про тех, кто правил тысячи лет назад? Покачав головой, Рахмон хотел ответить, но услышав свист Рашида, юноша оставили старика и начали накрывать большую скатерть на поляне для завтрака. Вздохнув с тоской, Рахмон опустил глаза и ушёл в себя.
— Только не через пустыню, — его едва отличимый голос заставил Азима задержаться.
Юноша встал в нескольких шагах и внимательно посмотрел на старика, который что-то бубнил себе под нос.
— …Ты бы ему помог… Он голоден…
— Азим! — позвал Идрис, и юноша пошёл на зов друга.
— Зачем тебе в Эрод? — поинтересовался Азим.
— У меня там двоюродные братья и сёстры. От них пришло письмо, что моя пожилая тётя — сестра матери моей — пребывает не в самом лучшем здравии и, опасаясь худшего, они желают собрать всех родственников в «день Эрода», — понурившись ответил Идрис.
Друзья сразу же поддержали Идриса и подбодрили его разными шутками. Раздался громкий смех молодых ребят. Настроение Идриса приподнялось, а про старика Рахмона и вовсе позабыли. Тот в этот момент словно оцепенел и едва заметно дрожал. Тень набросилась на его лицо. Заблудшие серые глаза смотрели будто в никуда. На самом же деле, перед его взором стоял тот самый ужас… Он… Рахмон не забыл его…
Неважно, как далеко ты убежишь, такое вряд ли забудешь.
Подрагивая у кряжистого ствола, никому не слышно, Рахмон подпевал его песню:
…Отдалили меня от той пищи лакомой,
И не испробовать мне больше той любимой…
— Пища готова! — крикнул Рашид. Вытерев руки о полотенце, староста, а по совместительству и повар со слегка выступающим животом, тем же полотенцем махал рабочим своими округлыми, но крепкими, руками. Прожитые шестьдесят с лишним лет никак не сказались на его широких плечах и среднем росте.
Придя в себя, словно очнувшись от долгого забвения, Рахмон встал через колено, упираясь об корень. Убрав ножик за пояс, он мерным шагом пошёл к повару.
— Ох уж эта его стряпня, — вздохнул Дамир.
Не то чтобы ему не нравилось то, что Рашид частенько готовил для рабочих — разумеется в восторге он тоже не был — просто ему хотелось чего-нибудь другого, нового.
— Да ради этой стряпни я отказался от маминого завтрака! — воодушевлённо признался Азим. — Небось, обижается…
Скатерть постелили на выкошенную траву. Четверо принесли по две длинных курпачи, постелили их вокруг скатерти так, чтобы каждый мог сесть и спокойно скрестить ноги под собой. Трое пошли к ручью ополаскивать посуду. Хуршед вместо помощи, расхаживал вокруг тех, кто стелил скатерть. Он пригубил свою продольную деревянную флейту и дунул в неё для проверки чистоты. Идрис же, переступая с ноги на ногу, о чём-то размышлял в нескольких шагах от скатерти.
Азим и Дамир подошли к Рашиду. У Дамира было обыкновенное лицо. А вот Азиму было интересно взглянуть на стряпню, которую приготовил Рашид.
Всё было очень просто и немудрено, но стряпня эта была по нраву почти всем этим рабочим, да и другим сменам, которым он её готовил.
Пальчики оближешь!
Простым крестьянам не надо готовить кулинарный шедевр. Главное, чтобы желудки были сыты и сил хватало для работы в земле.
Этой своей стряпнёй Рашид не особо-то и хвастался, но самый заядлый гурман не побранил бы его «шедевр».
Повар не держал рецепт своей стряпни в секрете и был рад, когда кто-то помогал ему у казана. Рашид варил в подсоленной воде очищенную картошку, объясняя, что молодая картошка намного вкуснее. Пока она варилась, он нарезал на небольшие кубики говяжий или бараний жир — сегодня у него был только бараний — и бросал их в раскалённый казан: там жир таял и начинал жариться в собственном соку. Шкварки он доставал, как только они румянились, сыпал солью и мелконарезанным луком и подавал до основного блюда. В Ахоруне это называют «Джазом» или «Джазаком», и оно всем нравиться.
Рахмон как раз шинковал лук и нарезал зелень. Он посыпал их над шкварками и, пока горячо, с хмурым видом пошёл раздавать тарелки рабочим.
Тем временем, уже все собрались и сидели за скатертью, скрестив ноги под собой. Когда же рассказчик подошёл к ним, они встретили его голодными улыбками и принялись все вместе уминать джаз.
На оставшемся масле повар подрумянил ещё лука, и картошка к этому времени полностью отварилась. Азим с Дамиром подавали ему вымытую ребятами посуду — неглубокие деревянные тарелки — и повар накладывал картошку с расчетом одна миска на двоих. Сверху Рашид подливал масло с луком и подавал с чашкой густо-разбавленной чакки (катыка).