Вначале все шло хорошо. Преодолен момент максимальных нагрузок. Час, может быть немного больше, — и мачта поднимется над Волгой, над плотиной, станет видна на многие километры вокруг. И вот тогда, когда казалось, что ничто уже по сможет помешать довести начатое до конца, надрывно загудели волжские пароходы. В небе, со стороны моста, показались точки: три… потом еще шесть.
Встревоженный прораб дал сигнал — и многотонная громада застыла в воздухе.
А Демченко напряженно думает: «Уйти в укрытие? Но опора не продержится на весу долго. Натянутые до предела тросы сдадут, вытянутся. Возросшие в несколько раз усилия вырвут из земли якоря, разрушат шестеренки лебедок, и стройная конструкция рухнет на землю, мгновенно превратившись в бесформенную груду металла».
Прораб обернулся к бригаде, осипшим от мороза голосом выкрикнул:
— Думаете, на фронте спокойнее?
— Кому доказываешь? — прервал его один из рабочих. — Не тяни, командуй.
И опять с треском и щелканьем закрутились барабаны лебедок, и вновь пошла вверх голова опоры.
Завывание «юнкерсов», залпы зениток, разрывы бомб слились в сплошной грохочущий звук. Раздались взрывы у железнодорожных насыпей, у речных причалов. Однако большая часть смертоносного груза падает в мутную волжскую воду.
Лишь две фугасные бомбы упали невдалеке, осыпав монтажников песком.
Самолеты скрылись так же внезапно, как и появились. Прораб посмотрел на часы. Двенадцать минут летали над ними стервятники, а показалось — целую вечность.
И опять стал явственно слышен скрип лебедок да постукивание шестеренок.
А с наступлением сумерек опора стояла уже на месте, и монтажники намертво закрепили ее к фундаменту.
Перетяжка провода через реку была тоже делом не из легких.
В те дни по Волге непрерывным потоком двигался транспорт. На пароходах, баржах, а то и просто на плотах — громоздкие детали машин, скот, люди. И все спешат, рвутся на Горький, Саратов, к Каспию. Осенние дожди стали перемежаться со снегом, и у берегов уже появилась тонкая корка наледи. Что, если завтра морозы усилятся? Тогда все, что плывет по воде, застынет, вмерзнет в лед.
Как в условиях такого интенсивного движения перетянуть провод с одного берега на другой?
В Рыбинске в Городском комитете обороны приняли решение для обеспечения монтажных работ прекратить движение судов. В течение трех дней с десяти до шестнадцати река должна быть свободной.
Первый из трех проводов решили натянуть перед Октябрьскими праздниками. Но в ночь на шестое ноября разыгралась метель, и приступить к работе смогли лишь спустя двое суток.
Подготовку начали рано утром. А ровно в десять позвонили на шлюз, дали команду на закрытие, подождали, пока пройдут последние суда. И когда на реке стало непривычно просторно, быстрый катерок с озорным названием «Резвый» потянул легкий стальной трос через Волгу. Там, на правом берегу, трос привязали к крюку мощного трактора. Гремя и переваливаясь, он медленно двинулся вперед. И тогда здесь, на левом, нехотя закрутился на козлах огромный барабан. И метр за метром сползал с него и уходил в темную воду отливающий яркой желтизной бронзовый провод.
Все шло точно так, как и было задумано, и все-таки уже через два часа после начала работ к начальнику линейной дистанции Федору Федоровичу Брусникину прибежали нарочные:
— Заканчивайте! Срочные военные грузы.
— А куда я это дену? — разволновался Федор Федорович, показывая на растянутый по реке провод.
За плотиной очередь судов протянулась на несколько километров, и из пароходства звонили непрерывно.
Положение и в самом деле было тревожным. Самолеты врага могли появиться в воздухе с минуты на минуту.
К счастью, такого не произошло. В 16 часов первый из проводов был поднят высоко над водой и закреплен на опорах.
Вниз по реке сразу же двинулись суда, а молодой монтажник Николай Лапин влез на семидесятиметровую высоту и там, распластавшись всем телом на гирляндах, до блеска протирал изоляторы, поправлял петли…
Еще в последние дни октября пошел снег. Мокрые хлопья легли на бетонные стенки плотины, облепили стоящие рядами колонны, сделали одноцветным все это огромное, беспорядочное нагромождение из дерева, железа, бетона. И совсем уже невозможно стало различить ни границ машинного зала, ни площадки, где стояли готовые к пуску гидрогенераторы. И фашистские летчики, видимо, окончательно уверовав в то, что стройка заброшена, все реже стали залетать сюда.