Они опять оказались на кровати. Страсть затмила разум. Осталось лишь два человека, которые хотели близости. Не любви. Близости и страсти, горячей, пошлой и опасной, потому что она оставляла на сердцах шрамы. Каждый такой шрам, каждое воспоминание потом будет выплакано в подушку со слезами. Нет, Мирон забудется в объятьях другой, а она будет плакать, потому что это первый человек, который заставил её полюбить, заставил узнать, какие она может испытывать чувства. Пробудил, заставил гореть в огне. Но эти отношения пора было прекращать. Стася больше не могла этого выносить.
— Я говорил, что вся твоя решимость пропадёт, стоит мне этого захотеть? — ухмылясь, сказал он.
— Все равно, я настаиваю, что это наша последняя встреча, — упрямо ответила Стася, пытаясь выровнить дыхание после бурной разрядки, от которой сердце все еще заходилось.
— Ты сегодня не в настроение, — сказал Мирон. Он поднялся. — Стася, а хочешь, я с женой разведусь?
— Решил мне начать сказки рассказывать? — Стася не смогла скрыть своего удивления. — Мирон — это не в твоём стиле.
— Ради тебя я готов на эксперименты, — ответил он.
— Не нужно.
— А если бы я развёлся с женой, то ты бы осталась? — спросил он.
— Нет. Ты этого не сделаешь.
— Посмотрим, — пожал плечами Мирон.
— Давай без этого, — Стася подняла руку, останавливая его.
— Знаешь, что мы с тобой сделаем? — он сел на кровать и принялся зашнуровывать ботинок. — Ты недельку отдохнёшь. Подумаешь. Все взвесишь. В понедельник мы с тобой встретимся и сходим в ресторан, — Мирон достал кошелёк. Вынул три пятитысячные купюры и положил их на кровать. — Купи себе чего-нибудь. И не злись, Стася. Мы ведь знаем, чем все закончится.
Он на прощание чмокнул её в щёку, по-хозяйски проведя ладонью по ягодицам, и ушёл. Стася смотрела на деньги, что лежали на смятом одеяле. Если бы ни они, то она может ещё и подумала, что поступает опрометчиво. Мирон забылся. Она с самого начала отказалась от его поддержки. Ей не нужен был спонсор. Стася и не знала, что он женат. Все выяснилось позже. Когда они уже начали встречаться. Она прикусила губами кулак, сдерживая рыдания. Не сейчас, не время. Дома. Вот придёт домой и поймёт, какая дура. Пока же надо сохранить лицо. Немного косметики и можно покидать номер. Деньги она так и оставила на кровати. В коридоре Стася наткнулась на горничную, которой отдала два билета на мюзикл. Все равно не сможет туда пойти. Не сможет сдержать слёз. Глупо было рассчитывать, что он с ней пойдёт. Глупо. Давно надо было понять, что Мирон просто её использует. Только любовь слепа…
На улице шёл мокрый снег, то и дело переходящий в дождь. Стася шла быстрым шагом в сторону метро. Домой ехать не хотелось. Она минуту посмотрела на карту метрополитена. Сейчас хотелось поехать к маме. Пожаловаться ей. Рассказать, что она совершила ошибку. Мама всегда даст хороший совет. Напоет чаем и скажет, что все наладится. Домой. Сегодня она поедет не на съёмную квартиру, а домой. Туда, где окна не закрывают, ожидая возвращения вылетевших птенцов из гнёзд. Потому что птенцы, хоть и считают себя взрослыми, но возвращаются назад, когда теряют способность летать. Возвращаются, чтоб обсушить крылья и полететь дальше… Стася себя чувствовала таким птенцом, который не мог больше взлететь. Нужно было передохнуть и подумать, что делать дальше.
— Ты совсем промокла, — с тревогой сказала мама.
— Ничего страшного. Не стала ждать автобуса. Пешком шла, — снимая мокрое пальто, ответила Стася.
— Это же пять остановок!
— Зато было время подумать, — слабо улыбнулась Стася.
— Иди переодевайся, а я пока ботинки поставлю сушиться, — сказала мама.
Стася зашла в комнату. Её вещи лежали все там же. Мама хранила их для таких случаев, когда блудная дочь возвращалась домой. После института, Стася заявила, что станет жить отдельно. Вначале снимала комнату, потом небольшую квартиру на окраине. Самостоятельная, взрослая. Такой она всегда себя считала. Мама же в ней видела ребёнка. Она старалась контролировать каждый её шаг, что напрягало Стасю. Чтоб не ссориться с мамой, Стася и съехала.
Расспросов не было. Горячий ужин, ароматный чай. Дождь за окном. Мама, которая рассказывала какие-то сплетни с работы. Она ждала, когда Стася сама начнёт разговор, но дочь молчала.
— Что случилось? — наконец, спросила она.
— Я кажется глупость совершила, — едва сдерживая слезы, ответила Стася.
— Поправимую? — спросила мама.