Во дворе Элеонора припарковалась, а джип тоже притормозил, из него вышел Григорий, выпорхнула Нинуля, а сам джип поехал дальше.
– Ой, а кто это вас подвез?
– Наш водитель. Он сейчас припаркуется и будет нас ждать.
– Ничего себе! Гришка, ты что, начальником каким-нибудь стал? Машину служебную используешь в нерабочее время! – Эля суетилась на кухне – сырку-колбаски, тарелки, рюмочки…
Нинуля ходила по квартире босиком – она так любила. Эля заметила, что у нее ступни какие-то широкие, а пальчики на них – коротенькие и торчат в разные стороны, друг друга не касаясь. Как будто она только что педикюр сделала и топырит пальцы, чтобы лак не смазать. Сумку свою она в коридоре не оставила, а повесила на руку.
«Чего это она с сумкой-то не расстается? – думала Эля. – Денег, что ли, там много?»
– Нина, а вам сумочка-то не мешает?
– Нет. Не мешает. Разве может мешать сумочка, купленная в Милане за семь тысяч евро?
Эля думала, что Нинуля шутит, и подыграла ей.
– А зачем же человеку такая дорогая сумочка нужна?
А Нинуля вполне серьезно:
– А чтобы свои узнавали. Элеонора, я смотрю, у вас так чистенько, уютненько. Сколько раз в неделю домработница убирает?
– А мы вроде не пачкаем особенно. А пыль и пол я каждое утро сама протираю.
– Вы сами? Ты слышишь, Гришуля? Невероятно!
Дальше разговор понесся о разном, прыгали с темы на тему – и о том, что дочка Гришина в Лондоне учится, и что дом у них четырехэтажный, и соседи – всем известные олигархи, и что сам Гриша никакой не начальник, а владелец. И тем владеет, и тем, и тем… Короче, еще чуть-чуть – и олигарх. И поэтому Нинуля просто обязана выполнять всю олигархическую программу – и фитнес, и Куршавель, и сумочка из Милана. А платье на ней – первая линия известного итальянского дизайнера.
– А у вас, Эля, маечка тоже очень миленькая.
– Тоже, между прочим, первая линия. У нас на рынок как зайдешь, то первая линия направо.
Нинуля шутки не поняла, но, судя по всему, в неожиданных гостях ей нравилось.
– Эля, Элька, про себя расскажи. Как ты? Кто ты? – Гриша, казалось, забыл, что рядом и Саша, и Нинуля, смотрел влюбленными глазами на несостоявшуюся свою любовь.
– Да все классно. Жизнь как жизнь. У нас с Сашкой полный порядок. И мы всему рады и всем довольны.
– А мне все время хочется больше и больше, – Нинуля поддержала разговор, – и чтоб не меньше, чем у соседей. Но, в общем, и мы живем неплохо. Единственное, что забот слишком много – прислуги полон дом, за всеми следить надо. Чтоб не украли чего, чтоб туалетом и душем в доме вдруг не воспользовались. Да вообще, чтоб свое место холопское знали. Вот и нервничаю целыми днями.
– Ниночка, платье у вас классное. А что, вашего размерчика не было? Побольше, я имею в виду, – Эля тихонько наступила под столом на ногу Саше. – Неужели фитнес не помогает?
Нинуля пропустила эти слова мимо ушей, но на часы посмотрела.
– Пойдем, Гришуль?
– Пойдем, Нинуль.
В коридоре целовались по-дружески. Когда Нинуля нажимала на кнопку лифта, Гриша наклонился к Эле, шепнул: «Я позвоню?!!»
Все, кто приходил в дом к Эле и Саше, замечали, что ремонт у ребят замечательный. Классный ремонт! Сколько вкуса! Кто дизайнер?
– А, дизайнер? Да парень один, Баргузинов Серега. Между прочим, бальными танцами занимается. Кстати, надо ему позвонить – в одном месте плинтус чуть-чуть отошел. Пусть бы пришел подделать.
Сергей Баргузинов пришел с коробкой конфет – он был рад снова попить чаю с Элеонорой Александровной. Плинтус-то что! Пять минут, и готово.
– Сереж, как дела? Как твои Оксанки? Какие успехи на поприще балета?
– Знаете, Элеонора Александровна, я решил бросить танцы эти. Ведь Оксанка моя права – она же замуж выходила не за танцора, а за маляра. И зачем мне ее подводить? А танцы и без меня найдется кому танцевать.
Серега засобирался домой.
– А хотите, я покажу, что я своей младшей Оксанке купил? – Серега выложил из сумки рабочую одежду, а потом достал какой-то красивый пакетик. – Вот, смотрите, какая красота! – На огромной Серегиной ручище лежали малюсенькие розовые пуанты.
Слежка
Каждый день что-то происходит. Не только со мной, со всеми. Бывает поудачнее – кто-то позвонил и бах – перемена к лучшему. Бывает похуже – бах, очки или кошелек потеряла. Но в этом привычном караване дней случаются такие, которые остаются в памяти и на линии жизни. И, главное, мало что можно изменить. А если так, то зачем об этом постоянно думать, разводить пыль на полках памяти?
Нет, я, конечно, не говорю, что нужно забыть все и всех – людей, впечатления. Но если все время жить воспоминаниями, то невозможно чувствовать настоящее.