Нет, верблюжонок мой, это скорее всего привидение моего осла, сдохшего месяц тому назад.
– Нет, дедушка, это настоящий осёл. Берите его, уступим по дешёвке.
– Хорошо, я куплю твоего ослика, а кто заплатит мне за проезд?
– За какой проезд? – удивился я.
– Так ведь, верблюжонок мой, он до дома моего не дойдёт, придётся мне нанять арбу, чтоб довезти его.
– Дойдёт, убей меня бог, дойдёт. Скажи ты, Усман…
Я чуть не плакал от досады.
Усман проворно вылез из-под шеи осла и глядел то на белобородого, то на меня, не зная, что именно сказать.
– Берите, дедушка, отдаю вам осла за шестьсот рублей, – умолял я. – Берите, не пожалеете.
– Нет, сын мой, мне нужен верховой осёл…
– Так на ком же ездить, если не на этом?! – вскричал я. – Скажи ты, Усман.
– На нём три человека могут проехаться, – подтвердил брат. – Здоровый очень…
Старик, видно, устал держать тяжёлый хурджин, переложил его на другое плечо и пошёл прочь, посмеиваясь и тряся бородой. Не хочешь – не надо, решили мы с братом, другой купит, у кого побольше денег…
Долго проторчали мы на базаре, но так и не дождались ни денежного покупателя, ни победнее, хотя я пытался во всё горло расхваливать наш товар. Вначале я расстроился, но, когда в голове мелькнула одна мысль, сразу повеселел. Моя задумка понравилась и Усману, уставшему поддерживать голову ишака, и остальным, которые давно сидели, пуская слюнки, напротив торговки варёным горохом.
Погрузив пожитки на осла, мы отправились на станцию. Собака захромала вслед. Ребят я оставил на привокзальной площади, сам с Усманом повёл осла прямо к двери билетной кассы. На мой стук из окошечка выглянула пожилая женщина.
– Что вам угодно, молодой человек? – ласково поинтересовалась кассирша. У неё был приятный голос.
– Билеты до Коканда есть?
– На сегодня нет.
– А на завтра?
– На завтра найдутся.
– Мне нужны четыре билета.
– Давайте деньги, молодой человек.
– Денег у меня нету, возьмите вот моего осла, дети ваши будут кататься.
– Что-о-о? – ошалело глянула на меня кассирша.
– Не отказывайтесь, тётушка, прошу вас! Осёл, а очень умное животное. Посмотрите сами, видите, как уши навострил, всё понимает, что мы говорим!
Кассирша вышла из-за двери, увидела осла и давай хохотать. Напугала даже животное: оно чуть не вырвалось из рук Усмана.
Дедушка Карлик плачет
Когда мы вышли из Ташкента, солнце ласково грело нам спину, а теперь вот уже три дня оно светит нам прямо в лицо. Лучи его теперь тусклые, почти не греют. Беспрестанно дует ветер. В этих краях он завывает, оказывается, как голодный волк, изо всей силы швыряет жёлтые листья на землю, потом, словно раздумав, подхватывает их вместе с пылью и уносит с собой, жутко свистя.
Сейчас сила ветра удвоилась. Из-за пыльных туч не видно солнца. Мы идём тесной кучкой, боясь, что ветер унесёт нас, цепляемся за осла, как пчёлы за свою королеву при перелёте из одного улья в другой. Рабия с Аманом едут верхом. Враз похолодало. Идём молча. Да и о чём говорить?! На душе ничего, кроме страха… Зима на носу, а мы полуголые, босые… Так ведь недолго и замёрзнуть!
– Ака, за нами кто-то едет! – дёрнула меня за рукав Зулейха.
Я обернулся. Нас и вправду догонял кто-то верхом на осле. То ли старик, то ли мальчик. Ростом-то с мальчика, не больше Амана, но с бородой. На голове огромнейшая чалма, руки короткие, едва достают узду. Товба, уж не дьявол ли, волшебник злой?! Я не раз слышал, что дивы отправляются в путь именно в такую погоду. Не хватало нам ещё с дьяволом повстречаться!
– Ака, он едет за нами! – прошептала Зулейха в ужасе.
– Не обращай внимания! – ответил я, боясь обернуться.
Старик поравнялся с нами. Осёл под ним был большущий, серый, с толстенными ногами.
– Куда вы в такую бурю, дети мои? – раздался обыкновенный человеческий голос… Слава тебе господи!..
– Ассалому алейкум, – поздоровался я, боязливо косясь на старика.
– Ваалейкум, дай бог тебе здоровья, – потянул осла за повод дед Карлик. – Как тебя зовут, светик?
– Арифджан.
– Хорошее имя, светик, куда путь держите?
– В Коканд.
– А?! – вытянул шею в нашу сторону дед Карлик. – Что ты сказал, мой светик?
– Я сказал, в Коканд, дедушка!
– Не может быть!
– Правда, дедушка, правда. Мы сиротки.
– Сиротки?
– Да.
– Бай-бай-бай! Откуда идёте?
– Из Ташкента.
– Из Ташкента? Бай-бай-бай! – Дедушка Карлик закивал головой. – Кто же это с тобой?
Я ответил. Тогда дед подробно расспросил, кого как зовут. Чтоб вызвать жалость старика, я старался выглядеть ещё более измученным, чем был.
– Все мои младшенькие больны, – сказал я чуть не плача. – Идти уже не можем.
– Светики мои, светики! – Дедушка Карлик закрыл глаза, закусил губу и начал качать головой, словно где-то у него сильно болело. Вдруг он вскинул голову и продекламировал:
Мир кипит, все уезжают, все спешат, как на вокзале. Всюду дети голодают, обливаются слезами. И куда ни глянешь, всюду стон и плач стоят сейчас, Будто ныне стал бездомным сиротой любой из нас, – и заплакал.
Вот те на! Мы все переглянулись. Если Аман заплачет, его можно успокоить, пообещав кусок хлеба. А как мы успокоим дедушку Карлика?
– Я тоже рос сиротой, – проговорил старик, глубоко вздохнув. – Домом мне служил хлев бая Миракылходжи. От работы тяжкой стал карликом.
– Не надо, дедушка, плакать!
– Он так меня колотил, что от жалости ко мне начинали реветь коровы. Вместо еды кормил помоями, – продолжал лить слёзы старик.
– О дедушка!.. – вздохнула Дильбар.
– Ни разу новой одежды не купил, справлял мне одежду из старых платьев жены.
– Жадный, значит, был очень… – вставил я.
– Ещё бы!..
Старика невозможно было остановить. Покончив с сиротским детством, принялся вспоминать родную жену, которая померла пять лет назад. Нынешняя жена – яд ядом, житья не даёт, злая, жадная, но он её всё равно не боится.
Наконец дедушка перестал плакать, простонал: «Эх, жизнь ты наша» – и начал сползать с осла.
– Как-то тебя звать? – обратился к Усману.
– Усман.
– Какое прекрасное имя: Ус-ман! Умеешь сидеть на осле? Вдень ногу в стремя, вот так, молодец, мой светик.
Дедушка посадил всех моих младшеньких на своего ишака. Потом снял с себя чапан (на нём их было надето два), накрыл посиневших от холода Амана с Рабиёй.
– Ну теперь поехали, светики.
– Куда же мы поедем, дедушка? – с беспокойством спросил я.
– Куда же поедешь-то? – рассердился вроде дедушка. – Сегодня у меня переночуете, наутро сам аллах путь укажет.
Дедушка Карлик в неволе
В предвечерние сумерки мы въехали в обширный урюковый сад.
Хозяйство дедушки состояло из дома, хлева и комнаты, пристроенной к дому сбоку. Дед Карлик провёл нас в эти «покои», сам куда-то убежал. Немного погодя вернулся запыхавшись. Приволок из дома громаднейшую кошму и опять исчез. На сей раз он притащил охапку урюковых поленьев, разжёг огонь в отсыревшем, давно не топленном очаге.
Мы расселись вокруг очага, держа озябшие руки над пламенем. Дедушка Карлик опять ушёл. Мы его прождали пять минут, десять, а его нет и нет.
– Может, он специально для нас готовит плов? – предположила несмело Дильбар. – Потому и задерживается?..
– Мы бы согласились и на огненно-горячую шурпу, – откликнулась Зулейха.
– А я знаете, ребята, люблю шавлю с урюком, – облизнулся Усман.
А вдруг и вправду принесут нам какое угощение? Мы расстелили кошму посреди просторной комнаты. На нише у очага обнаружили коптилку. Засветив её, мы огляделись: стены и потолок комнаты черны от копоти, как дымоход, ниши затянуты паутиной, заплесневели от сырости.