Воистину – прямо из священных тайников умного делания восходят эти проникновенные, пропитанные небесным светом слова…
Глава четвертая
В 1817 году произошла встреча белобережских старцев с крестьянским юношей Дамианом – будущим валаамским игуменом Дамаскиным.
Он возвращался из паломничества к Соловецким Чудотворцам, и шел по дороге между Александро-Свирским монастырем и Ладогой (там Дамиану следовало заворачивать, чтобы попасть домой, в деревню Репинка Тверской губернии), когда встретил белобережских старцев…[2]
Самый старший из монахов сидел на телеге, а остальные шагали рядом. Дамиан остановился, чтобы поклониться путникам и, ожидая, пока приблизятся иноки, разглядывал их. Суровыми и отрешенными были лица погруженных в молитву монахов.
Было тихо. Дул ветерок с Ладоги. Чуть покачивались тонкие с еще не загрубевшими листиками ветки берез… Внезапно телега остановилась. С нее слез старец – это был схимонах Феодор – и, повернувшись к Дамиану, низко поклонился.
Старец Феодор снова забрался на телегу, и процессия двинулась дальше, мимо застывшего в изумлении, сконфуженного Дамиана.
Прошло несколько мгновений, прежде чем опомнился он. Припадая на больную ногу, сделал несколько шагов следом за процессией.
– Откуда вы, святые отцы?!
– С Валаама… – обернувшись, ответил самый молодой инок Иоанникий.
Светлой и чудесной была улыбка инока – человека, сподобившегося узреть чудо…
Жарко светило летнее солнце. Гудели пчелы в траве у обочины. Легкий ветерок с Ладоги покачивал ветки берез.
Машинально Дамиан прошел с версту, а потом повернулся и зашагал назад. Он должен был посетить Валаамский монастырь.
Любопытно, что сохранилось письмо преподобного Льва Оптинского, датированное 15 мая 1817 года, за месяц до встречи белобережских старцев с хромым путником.
В этом письме преподобный Лев пишет:
«Что я вам напоминал насчет игуменства, в том прощения прошу, – я вас обеспокоил своим безумием. Ей, матушка, истинно вам признаюсь, и не ласкаем, и отнюдь не желаем, ниже мыслим, чтобы вы игумению были, или бы заметили в вас склонность к любоначалию; но сердечно утешаемся вашему о сем благоприятному и решительному ответу; но надмение и тщеславное мнение внутрь вопиет, что едва ли гонзнет (избежит? – Н.К.) мать… игум. Но однако, прости Бога ради, и благодушествуй, и мирствуй, потому что от безумия сия пишу. Я вам, матушка, истинно объясню, что у меня самого отнюдь не было чувства и воображения быть начальником; но Премилосердый Господь попустил искуситися, да милостию Своею и освободил…»
Нет нужды разбирать взаимоотношения преподобного Льва с «Пречестнейшей и Препочтеннейшей в монахинях» матушкой N, адресатом письма. Для нас важно, что в мае-июне 1817 года мысли о взаимоотношениях настоятеля монастыря и старцев, обитающих в нем, занимали преподобного, да и не могли не занимать, поскольку этот вопрос становился слишком важным для иноческой судьбы и самого Леонида, и всего православного русского монашества.
Достоверно засвидетельствовано и о даре прозорливости, которым обладал преподобный Лев…
Поэтому, не опасаясь ошибиться, можно предположить, что, занятый раздумьями о устроении монастырской жизни, преподобный Лев прозрел в хромом одиноком паломнике не просто будущего валаамского игумена, а игумена, который необходим монастырю, которого монастырь ждет. И этому долгожданному игумену и поклонился со своими спутниками.
Разумеется, все эти предположения не имели бы никакого значения, если бы не могли мы заглянуть внутрь будущей судьбы Дамиана-Дамаскина.
Незримые, но удивительно прочные нити влияния преподобного Льва вплетены в нее.
Мы знаем, что духовником послушника Дамиана в Валаамском монастыре будет старец Евфимий, тот самый келлиарх Евдоким, что послужил причиной ссоры игумена Иннокентия и белобережских старцев. Через этого старца Евфимия, превращенного им из «внешнего монаха» во «внутреннего делателя», преподобному Льву предстояло воспитать и будущего игумена Валаамского монастыря Дамаскина.
Если же мы вспомним, что десять лет спустя, в 1827 году, в послушание к старцу Льву поступит в Александро-Свирском монастыре Дмитрий Брянчанинов, которому, в бытность его благочинным монастырей Санкт-Петербургской епархии, предстоит найти в 1837 году валаамского инока, способного стать игуменом монастыря, и он изберет именно Дамаскина, то остается только подивиться, как чудно устрояет Всемогущий Господь судьбы Своих избранников…
2
Монастырская рукопись «Жизнеописание Отца Игумена Дамаскина», а следом и изданная монастырем книга «Замечательная жизнь и деятельность настоятеля Валаамского монастыря игумена Дамаскина и поучительные его слова», считают, что встреча будущего игумена с белобережскими старцами произошла, когда Дамиан уже посетил Ондрусовскую пустынь и «возгорел желанием побывать во святой обители Валаамской, видеть ее святыни и поклониться…»
На наш взгляд, утверждение это ошибочно. Ондрусовский монастырь расположен на берегу Ладоги, и здесь просто нет дороги, на которой могла произойти встреча. Кроме того, как вспоминал сам Дамаскин, он прожил в Ондрусовской пустыни четыре дня, дождался богомольцев из Ладоги и Сяйских рядков и уже с ними переправился на Валаам…