— Нет! — закричал он, подхватывая ее на руки и унося прочь из комнаты, из приюта, мимо остолбеневших сестер, загипнотизированных его чародейской властью.
С нечеловеческой скоростью он помчался к своему аббатству. Сара безвольно лежала у него на руках, учащенно дыша. Казалось, она ничего не весит, так легко он нес ее.
— Боже, не дай ей умереть, умоляю, не дай ей умереть, — без конца молил Габриель от всего сердца, хотя и не верил, что Бог услышит его.
Добравшись до аббатства, он положил ее на пол в большом зале, где обитал сам. Одной лишь горячей силой взгляда разжег огонь в очаге и, сняв плащ, постелил его рядом. Сердце его изнемогало от страха за нее. Она казалась неестественно неподвижной, тело ее, там, где его не обожгло пламя, было мертвенно-бледным.
Глаза застилали слезы. Всхлипнув, Габриель вскрыл себе вену и, раскрыв губы Сары, приставил к ним кровоточащее запястье, заставляя капли стекать в ее рот. Одна капля, две… Дюжина. Как много можно ей дать?
Почувствовав, что достаточно, он закутал ее отороченным мехом плащом и взял на руки. Вместе с ней Габриель опустился в свое любимое кресло и уставился на языки пламени в очаге.
Он баюкал ее на коленях всю ночь, присматривая за пламенем в очаге, слушая ее слабые стоны и горячее дыхание. Она призывала свою мать, отца, а однажды выкрикнула его имя, умоляя прийти к ней, спасти ее.
— Я уже с тобой, дорогая, — шептал он. — Я спасу тебя.
Габриель уже чувствовал приближение восхода, понимая, что скоро ему придется оставить Сару. Он держал ее так долго, как только мог, пока его тело не отяжелело и не онемело. Тогда он нехотя встал и устроил девушку, закутанную в плащ, рядом с очагом, мучительно страдая при мысли, что у него нет для нее постели и одеял. Нет одежды. Тут он воспрянул духом: раз он думает об одежде для нее, значит, чувствует, что она выкарабкается, а его чутье уже давно не подводило его. Она будет жить, потому что он успел дать ей свою проклятую кровь. Жаль, не еды, чтобы покормить Сару, когда она очнется, только бутыль старого красного вина. Он оставил вино у очага, чтобы сразу попалось ей на глаза Ему пора было удалиться.
Ноги его словно налились свинцом, когда он спускался вниз в подземелье, затворяя за собой дверь. Сара в доме, и он должен спать рядом с мертвыми останками.
Габриель пробудился, когда солнце уже клонилось к закату. В воздухе стоял запах дождя. Он помчался, перешагивая через две ступеньки, спеша к ней сквозь узкий коридор.
Сара лежала там, где он и оставил ее, в сиянии разметавшихся золотых волос.
Шепча ее имя, он встал рядом с ней на колени, откинул плащ и оглядел с головы до ног, пока у него не вырвался вздох облегчения. Она выздоравливала. Не так быстро, как мог бы он, но признаки улучшения были налицо. На коже еще оставались раны от ожогов, но мелкие волдыри уже полопались и теперь стягивались, подсыхая.
Он осторожно укутал ее плащом, облегченно прикрыл веки — тяжесть спала с его души. С ней все будет в порядке.
— Габриель?
Очнувшись от размышлений, он обнаружил, что Сара уставилась на него широко раскрытыми глазами, вздернув от изумления брови.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Ужасно. Что произошло?
— В приюте был пожар.
— Пожар! Но отчего он случился?
— Я не знаю
— А сестра Мария-Жозефа уцелела? И что с детьми? — В глазах ее сверкнули слезы при мысли о младших, которых она любила утешать и которые утешали ее… Неужели они погибли?
— Не знаю, Сара, но сделаю все, чтобы узнать.
— Спасибо.
Она смотрела куда-то поверх его плеча.
— Где мы?
— Мы там… где я живу.
— Здесь? — Сара удивленно оглядывала огромный пустой, за исключением высокого кресла, зал. Стену с выцветшими контурами, оставшимися после снятия большого распятия. Единственное окно было закрыто плотной черной шторой. Она подумала, что это очень странное место.
— Что это?
— Когда-то это был монастырь.
— И ты живешь здесь? — Она нахмурилась, чувствуя смутные воспоминания о кошмарной ночи. — Кажется, меня забрали в госпиталь… Как же я могла оказаться здесь? — Она смотрела на него, ожидая объяснений.
— Ты голодна? — спросил он, резко меняя тему.
— Нет. Я лишь хочу знать, как оказалась здесь.
— Хочешь пить.
Было очевидно, что он не желает отвечать, а Сара была слишком слаба, чтобы упорствовать.
— Я хочу пить, — сказала она, чувствуя внезапную сухость во рту.
Кивнув, Габриель наполнил вином бокал, и ее рука протянулась навстречу.
Но тут он увидел ужас в ее глазах, когда она глянула на свою руку с покрасневшей, покрытой отвратительными коричневыми струпьями кожей.
— Сара…
— Моя рука. Что случилось с моей рукой? С моими плечами?
Она сбросила плащ, и то, что она была голой, не подействовало на нее так ужасно, как следы ожогов, покрывавших ее руки, ноги и грудь.
Он почувствовал крик, поднимающийся в ее горле, увидел панический ужас в глазах и проклял себя за то, что не подготовил ее.
— Сара, послушай, с тобой все в порядке.
— Все в порядке? Как это может быть? — Она качнула головой. — Я не понимаю. Вот это означает, что я в порядке?
— Я… — Он надолго задержал дыхание. — Я дал тебе кое-что для выздоровления…
— Кое-что?
— Одно новое лекарство. Оно быстро действует. — Он укутал ее плащом. — Отдыхай, дорогая. Сон-лучший лекарь. — Он провел по ее волосам. — И не пугайся, если не найдешь меня утром — я могу уйти, но к вечеру непременно вернусь.
Она кивнула, а затем прикрыла глаза, свернувшись на его руках, как доверчивое дитя.
Он держал ее, пока она не заснула, а затем вышел. Когда она проснется, ей понадобятся одежда, обувь, белье, расческа, щетка и шпильки для волос. И кровать, чтобы спать.
Не обращая внимания на дождь, Габриель отправился в город, где его знали все торговцы. Ему не нужно было много вещей, но то, что он покупал, считалось самым дорогим и лучшим, и в лавках ему всегда были рады. Хотя было уже поздно, для него открывались все двери.
Он накупил хлеба, сыра, всевозможных фруктов и овощей, бутылку дорогого вина. Купил маленький диванчик с резной спинкой и обивкой из дамасского шелка в голубую и зеленую полоску, подходящую к нему скамеечку для ног, маленький столик, инкрустированный слоновой костью, коробку душистых свечей, персидский ковер, узкую кровать с резным изголовьем, постельное белье, подушку, набитую перьями.
В дамском магазине он купил несколько платьев, белье, шелковые чулки и пару туфель с серебряными пряжками. Подобрал ленты разных цветов к ее нарядам и волосам, не забыл про шляпку, украшенную кружевами
И перьями, а для тепла взял темно-голубой плащ, подбитый горностаем. Взял душистое мыло для купания, ночную сорочку, пеньюар из розового бархата. Он купил коробку шоколада, веер из страусовых перьев, пару перчаток, книжку стихов, букет весенних цветов и изящную хрустальную вазу для них.
Уже на обратном пути он не выдержал и зашел в магазин игрушек. Его внимание привлекла выставленная в витрине кукла, и он тут же купил ее.
Все покупки были сложены в наемный фургон, с которым он вернулся в аббатство.
Сара все еще спала перед камином. Стараясь не шуметь, Габриель затащил в комнату мебель, поставив кровать у стены, на которой когда-то висело распятие, и застелил постель так хорошо, как только мог, разглаживая простыни на упругом матрасе.
Сара пошевелилась, но не проснулась, когда он переносил ее на кровать. Развернув плащ, Габриель натянул на нее ночную сорочку, старательно избегая задерживаться взглядом на изящных округлых изгибах тела. Укрыв девушку одеялом, он прикоснулся губами к ее щеке и отошел, чтобы доделать остальную работу-внес остаток мебели, расстелил на полу ковер, поставил перед камином диван со скамеечкой для ног.
Придвинув к постели стол, он разложил на нем коробку конфет и томик стихов, поставил на край стакан с водой, чтобы она легко могла дотянуться до него, когда проснется. Букет цветов оживил мрачную комнату.