— Я вернусь позже.
— Нет.
— Я вернусь, — повторила она тоном, не терпящим возражений.
— Сара!
— Да?
— Там крест перед самым входом, убери его. Тебе придется также вымыть дверную раму.
— Что-нибудь еще?
— Круг из святой воды и чеснока — нужно нарушить его.
— Хорошо.
Он кивнул, тронутый ее готовностью исполнить все, что бы он ни пожелал.
— Ты знаешь, я не могу больше оставаться здесь.
Ну конечно, он не мог здесь остаться, ей это было ясно — ведь место уже небезопасно. И почему только она не догадалась обо всем раньше?
— Я заберу тебя отсюда, — сказала она. — Я скоро вернусь. Ты побудешь здесь лишь до моего возвращения.
— Сейчас утро. Я не смогу выйти.
— Я подумаю, как все устроить, — ответила Сара, заторопившись, прежде чем он мог бы возразить ей.
Оказавшись снаружи, она пожалела, что отпустила экипаж, но, возможно, долгая прогулка — это как раз то, что ей нужно. В другой раз она побоялась бы прогуливаться одна по пустынной дороге на восходе солнца, но не теперь. Сара сосредоточилась на своих шагах, стараясь не думать о том, кем является Габриель и что из этого следует.
Достигнув города, она наняла крытый экипаж и, отказавшись от кучера, отправилась в нем на свою квартиру.
Обойдя комнаты, Сара везде задернула шторы, а в своей спальне прибила к окну стеганое одеяло, чтобы ни единый луч не просочился внутрь. Затем, собрав все, какие могли найти, покрывала, забросила их в экипаж и помчалась назад к коттеджу.
Не желая, чтобы она видела его погруженным в сон, похожий на смерть, Габриель, почувствовав ее приближение, заставил себя пробудиться. Двигаясь очень медленно, он взял свой плащ, куда был вшит тонкий слой с землей его родной Валь-Лунги. Чтобы выжить в чужих краях, он должен был всегда иметь при себе эту землю.
Ему потребовалось напрячь все силы и волю, чтобы встретить ее у двери. Если бы солнце было еще чуть-чуть выше, это было бы невозможно.
— Идем, — сказала она, закутывая его тремя слоями покрывал, а затем вывела из коттеджа к экипажу.
Он разместился на самом дне кареты. Ему казалось, что солнце ищет его, нащупывает своими лучами, и он знал, что умрет в мучительной агонии, если Сара решит предать его.
В столь раннее утро народа на улицах почти не было. Когда они подъехали к ее квартире, она быстро отомкнула дверь и сбежала по ступенькам вниз, чтобы помочь Габриелю выйти из кареты и добраться до дверей. Войдя, она сразу провела его в спальню.
Он стряхнул с себя покрывала и успокоенно вздохнул, оказавшись окруженным тьмой.
— Тебе нужно что-нибудь? — поинтересовалась она.
— Только остаться одному, — ответил он низким глухим голосом, словно находился в глубоком трансе.
— Хорошо.
— Обещай, что ты не войдешь сюда до наступления сумерек.
— Почему? — спросила она, но прежде чем он ответил, сделала нетерпеливый жест рукой. — Я понимаю. Никаких вопросов.
— Я полагал, что ты уже получила ответы на все вопросы.
— Спи, Габриель. Обещаю, что не потревожу тебя.
Он дождался, пока она выйдет, а затем, расправив поверх постели плащ, растянулся на нем и закрыл глаза, продолжая чувствовать вкус ее крови на своем языке, запах ее тела. Проваливаясь в сон, он думал только о ней.
ГЛАВА XVIII
Габриель пробудился уже в сумерках и довольно долго лежал, вспоминая, что случилось этим днем. Он был переполнен яростью и страдал от голода; словно ножами, резавшего ему внутренности, ничтожная грань отделяла его от сумасшествия. Но затем пришла Сара и предложила ему то, в чем он нуждался. И он, проклятый, принял это.
Даже теперь мысль об этом наполняла его отвращением к самому себе.
Почему она помогла ему? Зная его демонскую природу, зачем притащила его к себе?
— Потому что я люблю тебя. При звуках ее голоса он сел.
— Нет, забудь об этом.
— Ты уже говорил мне это раньше, помнишь? — сказала Сара, входя в комнату. — Я призналась, что люблю тебя, а ты ответил, что я должна забыть об этом.
— Так, значит, ты помнишь это?
— Та история, которую ты рассказывал мне о молодом человеке, вынужденном отдать свою душу за шанс остаться в живых. Ведь ты рассказывал о себе, так?
Он кивнул, слишком пристыженный, чтобы говорить.
Она присела на край кровати и изучала его огромными, невинными глазами.
— Каков же твой возраст, Габриель?
— Я родился зимой 1502 года. Она призадумалась на миг.
— Но ведь это значит, что тебе должно быть…
Он кивнул:
— Триста восемьдесят четыре года. Это было невозможно, непостижимо, и все же Сара чувствовала, что это правда.
— Ты всегда говорил, что слишком стар для меня.
Она вдруг рассмеялась, судорожно, как в истерике.
Габриель наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, чувствуя в душе смятение. Он так любил ее, дал ей два раза свою кровь, а теперь вот взял кровь у нее. Хотя он и не забрал у нее крови достаточно для того, чтобы приобщить к своему мрачному миру, но между ними теперь существовала связь, разорвать которую было невозможно.
Сара беспомощно смотрела на него, пока ее истерический припадок не разрешился слезами. И тогда он привлек ее к себе, зарываясь лицом в волосы. Она почувствовала, как вздрагивают его плечи, и поняла, что его тоже сотрясают рыдания.
— Габриель? — Она отстранилась, вглядываясь в него и желая успокоить, забывая о собственном отчаянии.
В уголке его глаза висела, готовая сорваться, странная, окрашенная кровью слеза. Очень нежно она промокнула ее уголком простыни и глядя на красное пятно, расплывшееся на белом полотне, впервые осознала в полной мере весь ужас происходящего.
Он был вампиром.
Бессмертным.
Он был из тех существ, что засыпают на день в гробах, пробуждаясь к вечеру для охоты за кровью.
Габриель — вампир.
В ее глазах отразился ужас понимания. Сара вспомнила историю их дружбы.
— Так вот почему я никогда не видела, как ты ешь, — отметила она бесстрастным тоном. — И по той же причине я никогда не видела тебя днем. Теперь мне ясно, почему так быстро зажили твои ожоги.
Она чуть не задохнулась от внезапного осознания того, что ее ночные кошмары оказались вещими. Перед ней был монстр, и вслед за ним в ее сознание ночью врывался целый сонм чудовищ из того страшного мира, к которому он принадлежал так же, как и они. Все это было совсем недавно…
— Да, все так и есть, — безжизненным тоном произнес он. — Взгляни на меня, Сара. Что ты видишь?
— Я вижу человека, которого люблю, — твердо произнесла она, и он не увидел в ее глазах и тени сомнения.
Габриель тряхнул головой, будто освобождаясь от наваждения.
— Нет, Сара, я не человек и существую, а не живу. Года идут, но я не старею. Пойми это и прими.
Она недоверчиво взглянула на него, удивляясь, почему больше не боится. Черты его лица выражали печаль, в глазах отражались унижение и боль, большая, чем доступно почувствовать смертному.
— Презираешь ли ты меня? — спросил он.
— Нет.
— Но боишься?
— Чуть-чуть.
— Я никогда бы не повредил тебе, дорогая. Верь этому. И если ты не веришь моим словам, то проникни в мое сознание, прочти там, что это правда.
— Проникнуть в твое сознание? Как это?
— Мы связаны, Сара. Это кровная связь. Если ты попробуешь, то сможешь прочесть мои мысли.
— Поэтому я слышала, когда ты звал меня?
Стискивая руки от напряжения, он кивнул, глядя, как она пытается связать воедино отдельные куски.
— Ты брал прежде мою кровь?
— Нет.
— А, понимаю… ты дал мне свою… — Это было не вопросом, скорее, утверждением, и все же она напряженно ждала его ответа, ощущая каждую секунду неумолимо бегущего времени.
— Да.
— Когда я была обожжена, — догадалась Сара. — Поэтому я так быстро поправилась. Ты дал мне свою кровь, и я стала сильной. Поэтому я научилась ходить…
— Да.
— Но ведь тогда это случилось не в первый раз, верно? Впервые ты дал мне кровь, когда я отказывалась есть из-за того, что потеряла тебя… Я помню, как ты пришел ко мне тогда, той ночью… Я думала, это сон… Но это было правдой, да?