Встав с постели, он подошел к окну и уставился в темноту, но перед ним снова и снова вставало лицо Нины, ее глаза, полные изумления и боли, когда он вонзил ей под сердце обломок креста. Он в полной мере ощутил овладевший ею ужас, когда она стала терять свои силы. Где она теперь? Прощена небесами или горит в адском пламени, расплачиваясь муками за кровь своих жертв, всех загубленных ею душ.
И какова будет его судьба и расплата в конце, который должен же наступить когда-нибудь?
Он стоял у окна, пока не почувствовал приближение восхода, и тогда опустил тяжелые шторы и скользнул под покрывало к Саре.
Обвивая Сару руками, он прижимал девушку к себе, вбирая ее тепло и свет, пока солнце не встало над горизонтом, заставив его провалиться в черноту. Но даже тогда он продолжал чувствовать ее рядом с собой. Сердца их бились в едином ритме, и непонятно как, но он знал, что она проспала с ним весь день.
Чуть раньше наступления сумерек он открыл глаза и увидел, что ее голова покоится на его плече. В следующий миг веки ее дрогнули и поднялись, а затем, к его радости, она нежно улыбнулась ему, однако почти тут же нахмурилась.
— Где это мы?
— В номере отеля.
Она глянула на окно.
— Который теперь час?
— Скоро вечер. Боюсь, ты проспала весь день.
— А где… Что случилось с Ниной?
— Ее больше нет.
— Ты убил ее?
— Да.
Сара не знала, что сказать на это, и молчала. В тишине комнаты вдруг заурчал ее желудок.
Габриель улыбнулся:
— Пожалуй, мне следует накормить тебя.
— Да, я ужасно голодна, — согласилась она, невольно чувствуя неловкость из-за того, что после столь страшной ночи и всех выпавших на их долю испытаний ее могут одолевать такие простые, обыденные желания.
Габриель скользнул взглядом по ее лицу, остановившись на губах.
— Заказать еду?
— Может быть, но чуть позже. — Она помолчала. — А где Морис?
Габриель не знал, как смягчить ответ, ему было очень трудно произнести эти слова.
— Он погиб.
Сара тряхнула головой, не желая верить, что это правда, хотя по глазам Габриеля читала, что это так.
— Прости, Сара, мне тоже очень больно, он был смелым человеком и любил тебя даже больше, чем ты можешь себе представить.
— Это моя вина, — сказала она, и голос ее был полон сожаления и раскаяния. — Я виновата в том, что он погиб.
— Нет, дорогая, если кто и виноват, так это Нина, и она уже заплатила за это.
Тихие слезы полились по щекам Сары — нелегко было пережить смерть друга.
— Только благодаря Морису я смог спасти тебя. — Габриель нежно утирал слезы с ее щек. — Мы оба обязаны ему жизнью, и ты и я. — Взяв ее руки, он приложил их к своим губам. — Скажи мне, чего ты хочешь, Сара.
— О чем ты?
— Опасность миновала, никто и ничто уже не угрожает тебе, и теперь ты должна решить, как устроить свою жизнь.
— Разве ты не знаешь? Я хочу провести ее с тобой.
— Ты уверена? Я ведь однажды предупредил тебя, что если ты пообещаешь быть моей, я уже никогда и на за что не отпущу тебя. Готова ли ты провести со мной всю свою жизнь, быть до конца дней своих причастной к тому ужасу, который неразрывно связан со мной? Будешь ли ты счастлива со мной без детей? Твоей семьей буду только я один.
— Да, Габриель. — Она провела по его щеке кончиками пальцев, а затем подтвердила свое обещание поцелуем. — Я стану жить лишь для тебя, танцевать лишь для тебя, ты будешь моим солнцем так же, как я твоим. Каждый день моей жизни будет принадлежать тебе.
Побежденный, как всегда, ее любовью и доверчивостью, Габриель привлек Сару к себе, прижимая к сердцу. Он был бы рад положить к ее ногам весь мир, окружить ее непрестанной любовью и заботой и молить, чтобы этого ей было достаточно. Он был готов на все, лишь бы она разделила его одиночество. Глядя ей в глаза, он поклялся, что потратит все свои силы на то, чтобы сделать ее счастливой, чтобы она никогда не пожалела о своем решении.
А затем она подняла к нему лицо, прижимаясь губами к его губам, и для его сомнений не осталось места. Он уже не мог думать о будущем, для него существовали только этот миг и женщина, которую он обнимал.
«Она была искренна», — говорил он себе, закрывая ее рот поцелуем. Она была для него лучом света в темноте, и с этой ночи каждый следующий день они разделят вдвоем.
Часть вторая
ОТНЫНЕ И НАВЕКИ
ГЛАВА I
Лос-Анджелес, 1995 год
Он стоял на балконе дома, расположенного на холмах над Лос-Анджелесом, глядя на огни, разливавшиеся повсюду, насколько мо жно было охватить взглядом. Слишком многое изменилось в мире за те пятьдесят лет, что он отсутствовал в нем. Невероятные изменения в науке, людях, странах и городах. Так много перемен, а он все тот же.
Восстав после пятидесятилетнего сна, он несколько недель провел за чтением газет и журналов всего мира, пытаясь приобщиться к современности. Он решился покинуть Сала-манку, лишь когда понял, что может как-то ориентироваться в новом времени. Сара ушла из жизни, и он не мог больше оставаться в замке, где все напоминало ему о ней.
Первым его побуждением было отправиться на родину в Италию, но он не нашел там ничего из того, что знал прежде. Деревни, в которой он вырос, больше не существовало. Ему было слишком больно узнать, что ее уже нет, и он решил отправиться в Соединенные Штаты, где ничто не напоминало бы ему о Саре и той жизни, которая была у него с ней много лет назад.
Он приспособился к новому миру меньше чем за год, но так и не полюбил его. Все представлялось ему таким преходящим, безвкусным, грубым. Человек двадцатого века казался ему страшно бездушным. Еда готовилась в считанные минуты в микроволновой печи, одежду не нужно было гладить, самолеты перевозили людей из одного конца земли в другой за несколько часов. Казалось, что все постоянно куда-то спешат, словно боясь остановиться и понять, что променяли счастье и покой на хаос, что, несмотря на все новшества и приспособления, несмотря на скорость, они едва могут выкроить для себя несколько минут покоя.
И все же кое-что в этом современном мире-ему, несомненно, нравилось. Например, телевидение, а также спортивные машины. Первое, что он сделал, оказавшись в Штатах, — это купил автомобиль. Вождение давалось ему так же легко, как и все остальное, за что бы он ни взялся. Ему нравились скорость и ровный ход спортивной машины, нравилось скользить в ней посреди ночи по извилистой дороге за городом, забывая обо всем, что было дорого ему в прошлом.
И все же, несмотря на то, что он любил свою машину, ей было не сравниться с его скакуном, с которым у него была связь, близкая к духовной. Темно-красный «ягуар» не мог прижаться носом к его руке с тихим приветственным ржаньем. Это были разные вещи — ехать на машине или верхом на лошади, но ему нравилось мягкое ворчание, с которым включалось зажигание, нравилось чувствовать ночной ветер на своем лице и скорость.
Он был шокирован переменами в модах. Женщины разгуливали в неприлично коротких шортах и кофточках под грудь. Все тело, за исключением интимных частей, было выставлено на обозрение. Даже платья открывали больше, чем скрывали, А прически! Он был поражен, впервые увидев женщину с волосами, подстриженными выше ушей и выкрашенными в ярко-оранжевый цвет. Ему было слишком трудно воспринимать это зрелище.
Немало времени ему понадобилось и на то, чтобы приспособиться к мужской одежде. Как ни печально, но его костюмы совершенно вышли из моды, в своем плаще с ниспадающими фалдами он производил странное впечатление. Он глянул вниз на свои теперешние футболку и облегающие джинсы, готовый допустить, что они относительно удобны, хотя и кажутся дешевкой по сравнению с тончайшей шерстью и льном, к которым он успел привыкнуть с незапамятных времен.
Да, мир переменился. Поначалу ему захотелось опять уйти под землю — 493-летнему вампиру никогда не приспособиться к такому сумасшедшему образу жизни.
Но потом он открыл, что по улицам ночью слоняются целые орды бездомных людей, мужчин и женщин, которых никто никогда не хватится. «Человеческое мясо разных сортов», — думал он с кривой усмешкой. Если бы у него была такая склонность, он мог бы убивать и насыщаться каждую ночь без всяких опасений быть раскрытым.