— Что случилось с тобой? — спросила она
Дрожащим голосом, готовая в любую минуту сорваться, поддавшись страху и панике.
— Ничего не случилось со мной. Я таков, каков есть.
Он обнажил зубы, и она отпрянула назад. Даже в такой тьме можно было увидеть его клыки, острые, белые, смертельные. Дьявольский огонь бушевал в его глазах.
— Теперь ты уйдешь?
Голос его был грубым, руки стиснуты в кулаки и прижаты к бокам, как если бы он изо всех сил стремился побороть рвавшийся из него голод.
Сара глубоко вдохнула, пересиливая желание умчаться от него сломя голову.
— Нет, Габриель, — сказал она спокойно. — Я и теперь не покину тебя.
Он был болен, и ему необходимо было утолить свой голод. Зная это, она предложила ему свою кровь, но он отказывался, умоляя ее бежать от него. И она убежала, но лишь на минуту, чтобы подобрать осколок стекла и перерезать запястье. Но он не хотел этого. Она видела, как ужас в его глазах боролся с голодом, и сама прижала кровоточащее запястье к его губам. Низкий крик отчаяния, и рот его замкнулся на ранке…
Сара чуть не задохнулась от внезапной жаркой боли в правом запястье, ей казалось, будто кто-то сосет ее кровь… Странно, но это была очень чувственная боль, близкая к наслаждению…
— Я должна была очень любить его, раз сделала для него такое, — пробормотала она, не заметив даже, что сказала я вместо она.
Глотнув шоколада, она не почувствовала, что он уже остыл.
Габриель. Самый одинокий из всех существ, обреченный таиться в тени, вечных потемках, отрезанный от всего человечества…
И она стала лучом света, пронизавшим его мрак…
Сара бесцельно блуждала по дому, затем вернулась в гостиную и снова уселась на диване, завернувшись в плед. Разум ее был расстроен, ее измучила необходимость принять то, что она уже жила когда-то и что пожертвовала всем-счастьем материнства, нормальной жизнью и человеческим обществом, лишь бы оставаться рядом с вампиром.
ГЛАВА VI
Он стоял на веранде, облокотившись на резные перила, наблюдая за темными облаками, клубившимися по небу. Собиралась гроза. Он вдыхал влажный воздух, слушая отдаленные раскаты грома.
Такая ночь полностью соответствовала его настроению, мрачному и неспокойному.
Он потерял ее, нашел и снова потерял.
Он проклял себя за то, что не посмел передать ей свой Черный Дар. Она была стала презирать его за это, но все же была бы его. Навеки его. Ему бы уже не нужно было наблюдать за ее старением и смертной агонией…
Десять недель прошло с той ночи, когда он приходил за ней в ее дом. Десять дней прошли с того момента, как он насыщался в последний раз. Без нее он утратил стремление жить, но голод бушевал в нем, резал внутренности не хуже испанского кинжала, испепеляя его, как солнце. Он чувствовал, как слабеет тело, тускнеет память. Но это было уже неважно. Для него ничто теперь не имело значения, и завтра он собирался со всем покончить.
Он бесстрастно рассуждал о том, сколько продлится его агония. Сгорит ли он мгновенно под лучами солнца или будет какое-то время корчиться, как червь на раскаленной скале. И как с его душой? Если она, конечно, у него есть… Будет ли она прощена или попадет в геенну огненную. Возможно, она будет гореть в аду вечно…
Но даже мысль о том, что придется вечно гореть, не испугала его, потому что он и так постоянно пребывал в огне из-за мук голода, впивавшегося в его внутренности. Терпеть его было невыносимо.
«Последняя порция аппетитной красной жидкости перед смертью? — уныло подумал он. — Разве приговоренный не имеет права на свой последний обед?»
— Габриель?
Он дернулся и огляделся по сторонам при звуках ее голоса.
— Я стучала, — сказала Сара и, заглянув ему в глаза, отступила вдруг назад, схватившись за спинку кресла, чтобы не упасть. Она все поняла. Она уже видела его таким однажды, очень давно, в подвале заброшенного коттеджа.
— Уходи! — произнес он сквозь стиснутые зубы.
Она кивнула, именно так и собираясь поступить, но ноги не слушались ее, она стояла как вкопанная, не в силах отвести взгляд от его лица. На нем был черный свитер, подчеркива-ший бледность кожи. Глаза полыхали знакомым ей красным огнем. Ноздри расширились, как у волка, почуявшего добычу…
— Уходи… немедленно…
— Почему ты постоянно стремишься избавиться от меня?
Он уставился на нее, силясь понять, что она сказала, но запах ее свежей крови заглушал все, он не мог думать ни о чем, кроме голода, впивавшегося в него все сильней с каждой минутой.
— В прошлый раз тебе очень повезло, — сказал он сухим неприязненным тоном. — Я не могу обещать, что тебе так же повезет и теперь. — Он сделал глубокий вдох, одновременно стараясь унять дрожь в руках. — Зачем ты пришла сюда?
— Нам нужно поговорить.
— Поговорить? — Он тряхнул головой. — О чем?
— О нас, о том, как нам быть дальше.
— Никаких «нас» не существует. Уходи, Сара.
— Не могу. Последние три недели я каждый миг вспоминала свою прежнюю жизнь и в ту ночь, что мы провели с тобой здесь, в этом доме. Я люблю тебя, Габриель.
Он закрыл глаза. Ее слова словно смыли его, прогнали всю желчь из его души. «Прекрасные слова, — думал Габриель, — самые желанные из всех, что есть в мире».
Но, сделав над собой усилие, он отвернулся.
— Сара, пожалуйста… уходи.
— Тебе нужна кровь. — Она мгновенно поняла, что уже произносила эти слова однажды, сто лет назад.
Он бы рассмеялся, если бы не страдал так чудовищно. Однажды он уже уговаривал ее уйти, но она не подчинилась ему, и вот теперь все повторяется. Неужели ему на роду написано находить ее и терять, находить и терять, и так без конца? Он снова возьмет несколькот капель ее крови, а потом ему снова придется видеть ее старение, она будет умирать на его руках?
Хриплый стон вырвался из его горла. Он не желает повторений, не сможет снова пройти через все это…
— Уходи домой, Сара, и забудь обо всем.
Он вздрогнул, когда ее руки обвились вокруг него. Это являлось признаком его крайней слабости — то, что он не почувствовал, как она приблизилась к нему сзади. Если бы она была врагом, он был бы рад принять теперь смерть. Заостренный конец деревянного креста в сердце… Час назад, миг назад он бы приветствовал смерть, но теперь рядом была Сара, и ему казалось, что жить стоит.
— Все это уже было с нами однажды, Габриель, — проговорила она, прижимаясь щекой к его спине. — Возьми то, в чем так нуждаешься.
— А что, если я не остановлюсь вовремя, дорогая? Что, если возьму слишком много твоей крови? Если я возьму ее всю? — Он глубоко вдохнул, передергиваясь. — Если ты вновь решаешь остаться со мной, я уже не смогу вынести твою смерть. Такое повторение слишком ужасно. Ты чувствуешь себя готовой принять жизнь вампиров?
— Я не знаю. Такая жизнь мне кажется слишком ужасной.
— Ужасной? — Он уставился на ее руки, обвившиеся вокруг его талии. Ему эта жизнь прежде всего казалась одинокой. Он вспомнил, как это было на первых порах, когда он сделался вампиром. Он смотрел на перемены, происходившие в жизни, на то, как люди вокруг стареют, умирают… Как невыносимо страдал он, когда уходили те, кто был с ним дружен или знаком! Не хотелось жить.
Но затем он встретил Сару-Джейн, и жизнь обрела для него смысл.
И вот теперь она вновь с ним.
Она хочет утолить его голод.
Снова все как было.
— Габриель, возможно, есть какое-то средство… Я уверена, что тебя можно излечить. Мы что-нибудь придумаем, нам это удастся…
— Излечить? — Габриель нахмурился. Он слышал о таких вещах от других вампиров, но никогда не верил им. Ему даже не было интересно разузнать об этом побольше. Несмотря на одиночество, он наслаждался своим сущестованием и сверъестественными способностями.
Излечиться? Возможно. Но он не в состоянии сейчас думать об этом. Ему нужно только одно — чтобы Сара ушла, пока не поздно, пока он еще может сопротивляться своему страшному голоду.
— Поговорим об этом завтра, — предложил он. — А теперь, уходи! — Дрожь прошла по его телу. Кровь Сары. Один ее запах доводил его до изнеможения. Он почувствовал, как удлинились клыки… было бы так легко взять ее, сделать своей навсегда. — Сара… умоляю, уходи.