Эти мысли растревожили ее, растревожили настолько, что она стала беспокойно ворочаться в постели, несмотря на непривычно пуховую перину и пружинный матрас. Наконец, поняв, что не заснет, Дженни тихо поднялась, натянула свое старое платье цвета индиго — без посторонней помощи она не смогла бы надеть это проклятое зеленое платье! — зажгла свечу с помощью трутницы, стоящей на столике возле кровати, и тихонько стала спускаться по лестнице.
Еще живя у дядюшки, она часто выскальзывала из таверны, чтобы полюбоваться на звезды. Это были те немногие минуты в ее жизни, когда она, свободная от работы и обслуживания посетителей, могла побыть наедине с собой. Лежа на травке, глядя в небо на переливы света, Дженни наслаждалась музыкой, которая звучала у нее в голове. Как-то раз она призналась дяде, что порой слышит разные звуки и красивые мелодии, он тут же шлепнул ее и сказал: — Паршивая сучка!
С тех пор она никому об этом не говорила, даже Кэрк, боясь, что ее сочтут за сумасшедшую. Правда, эту чудесную музыку она слышала, только когда чувствовала себя умиротворенной. Как жаль, что умерли ее родители! Ей оставалось только смотреть на звезды, чтобы в душе у нее воцарились покой и мир.
Осторожно пробираясь к массивной входной двери, Дженни услышала чей-то голос. Грей! Похоже, он говорит сам с собой. Может быть, он такой же сумасшедший, как и она, Дженнифер?
Старательно избегая шума, она тихо пробиралась мимо двери кабинета, из-за которой слышался голос. Дверь была приоткрыта, и она осторожно заглянула туда. Ее муж сидел в обитом кожей кресле, его загорелое лицо тускло освещалось оплывшей свечой, стоящей на краю письменного стола. Пустой взгляд его темных глаз был прикован к портрету, висящему над камином. Похоже, он обращался именно к нему.
— Мне вас не хватает, — произнес он хриплым голосом, — мне вас так не хватает!
Хотя по голосу чувствовалось, что он пьян, эти слова были исполнены любовью и страстью:
— Я хочу, чтобы вы были здесь, со мной…
Грей замолчал, словно ждал ответа.
Дженнифер затаила дыхание, но внимание Грея было полностью приковано к портрету. Он сошел с ума, решила она, но не испугалась, а едва не заплакала от жалости к нему. Ее вовсе не опечалило, что муж нездоров, потому что она и себя считала не вполне нормальной. Да кто может определить, здоров ли психически человек в этом сумасшедшем мире?
На лице Грея была написана такая печаль, что всякий пожалел бы его, даже Дженнифер, которая не привыкла проявлять свои чувства.
Грей что-то забормотал, но очень тихо, Дженни не смогла разобрать слова. Быстро взглянув на портрет, висящий над черной каминной полкой, она увидела красавицу с холодными как лед голубыми глазами и белыми будто снег светлыми волосами. Декольте голубого атласного платья венчало облако кружев, на корсаже алела роскошная роза. Дженнифер перевела взгляд с портрета на опустошенное лицо Грея и все поняла.
Он говорил с Дианой.
Теперь голос Грея стал громче, он будто спорил с портретом:
— Я знаю, мне нельзя было привозить ее сюда, любимая, но я женился только для того, чтобы меня оставили в покое. Наедине с тобой. — Он ненадолго замолчал. — Пожалуйста, не сердись на меня, дорогая.
Дженнифер догадалась, что Грей умоляет Диану не злиться из-за того, что он заменил ее другой.
— Пожалуйста, пойми, я не хотел причинять тебе беспокойство. Вернись дорогая, прошу тебя, вернись! — И Грей съежился в кресле, устало уронив голову на руки. — Вернись… вернись…
Дженнифер все смотрела в щелку, а глаза ее расширялись от удивления: ее холодный суровый муж плакал как дитя.
Глава 6
— О Боже, Боже, как мне вас не хватало!
Грей злобно взглянул на свою любовницу, на лице его не отразилось никакой привязанности и любви.
— Полагаю, вам просто не хватает чувственного удовольствия, которое я вам доставлял.
Он тотчас коснулся ее рыжеватых волос, обнаженных грудей и легонько потеребил соски, которые набухли под холодным январским ветерком.
— В самом деле, Грей, мне так вас не хватает. Как и наслаждения, которое вы мне доставляете.
Грей равнодушно пожал плечами и отвернулся. Получив физическое удовлетворение, он потерял к ней всякий интерес. Ее тело, довольно пышное, но упругое, поражало своей красотой, но он уже утолил свою страсть, и ему не было до любовницы дела. Теперь она была не нужна ему.