Она вздрогнула от его поцелуя. Выражение его глаз резко изменилось от ранимого до какого-то невыразимо страстного, и она, встревожившись, попыталась отнять у него руку.
— Уже поздно, — сказала она излишне бодро. — Пожалуй, я пойду, а то Кэтрин станет беспокоиться, не случилось ли со мной что.
Грей и не думал отпускать ее. Свободной рукой обняв Дженнифер за талию, он хрипло произнес:
— Вряд ли вам удастся сейчас уйти.
По блеску его глаз стало ясно, что он собирается поцеловать ее, и Дженнифер вспомнила слова, которые он сказал Кэтрин: «Я и впредь буду следовать зову своих естественных желаний». О, она тоже готова следовать этому девизу и теперь попытается его соблазнить.
К несчастью, она ничего не знала об искусстве обольщения. И все же ее близость, по-видимому, действовала на него возбуждающе. Он находил ее неотразимо притягательной даже в этом старом мужском костюме. Серые панталоны обольстительно обтягивали ее бедра, а шелковые чулки влекли к ее изящным ножкам. Она была так же неотразима в панталонах, как в том зеленом с золотом бальном платье. Он осторожно нагнулся и прикоснулся губами к ее рту.
На этот раз он целовал ее нежно, сдерживая свое дикое физическое влечение. Он не хотел ее пугать и только ласково коснулся рукой ее округлого бедра. Дженнифер вздрогнула, обняла его за шею и притянула к себе.
Он дал ей возможность ответить на его поцелуй. Она несмело трогала губами его губы и язык и вдруг отпрянула и принялась целовать его подбородок, шею… Грей запрокинул голову и тихонько застонал от наслаждения.
Дженнифер встревоженно выпрямилась:
— Грей, я что-то не так делаю?
Когда Дженнифер проснулась, солнечные лучи уже проникли в комнату сквозь щели венецианских жалюзи. Поморгав спросонья, она огляделась. Простая дубовая мебель напомнила ей, что она находится в таверне, а не в Грейхевене. И вспомнила их безумную ночь. Быстро сев на кровати, она тут же поспешно прикрыла грудь льняной простыней. Грей сидел на стуле напротив и пристально смотрел ей в лицо.
Она нерешительно улыбнулась, но ее улыбка быстро погасла, потому что выражение его лица не изменилось.
— Доброе утро, — вежливо сказала она, не зная, как начать разговор. Щёки ее запылали при воспоминании о ночи любви.
Грей же не сказал ни слова, только безучастно смотрел и смотрел. Смотрел на нее точно так же, как когда-то на трактирную девчонку — так, будто она была недостойна его внимания. И это после того, что между ними было?
— Вы хорошо спали? — спросила она, стараясь вызвать его на разговор.
— Нет, — отрезал он.
Дженнифер беспокойно заерзала.
— Я хочу извиниться за то, что произошло прошлой ночью, — продолжил он. Его голос звучал отстраненно, будто их близость для него ничего не значила. — Я знаю, что вы влюблены в меня, я воспользовался этим и овладел вами. Не знаю, что вы ожидали услышать от меня утром, но хочу вам сказать, что больше не желаю делить с вами ложе. Ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем.
Дженнифер попыталась унять слезы, которые градом полились из ее глаз.
Грей чуть улыбнулся мерзкой, циничной улыбкой:
— Мне нужно больше разнообразия в постели. Я потерял счет женщинам, с которыми спал после смерти Дианы, и даже самая последняя из них была более опытной, старательной и дерзкой… Боюсь, с вами мне будет… просто скучно. — Он поднялся. — Я оставлю вас одну, пока вы одеваетесь, — холодно сказал он, давая ей понять, что больше не хочет видеть ее. — А когда вы вернетесь в таверну к Кэтрин, то переоденьтесь в приличное платье и немедленно возвращайтесь в Грейхевен. Я буду через несколько дней. — Уже взявшись за медную дверную ручку, он обернулся и сухо произнес: — Я хочу, чтобы вы поняли: ничего не изменилось. Ничего. Понимаете?
Она кивнула, и он тотчас вышел из комнаты. Машинально спускаясь с лестницы, он безуспешно старался выкинуть из своей памяти их с Дженнифер страстные объятия прошлой ночью. Это была самая замечательная ночь в его жизни. И вопреки тому, что он наговорил, этим утром он хотел ее больше, чем когда бы то ни было. То, что он овладел ею, нисколько не уменьшило для него ее привлекательности, а, напротив, только усилило ее.
Этим утром, проснувшись и увидев ее в своих объятиях, доверчиво свернувшуюся у него на груди, он вдруг понял, что не может больше без нее жить. Ему так нужны ее красота и наивная страсть. Поэтому он решил сделать так, чтобы она возненавидела его, да так сильно, чтобы и помышлять о близости не могла.