Они даже не замечали, что направляют свое жало против самых добрых и беззлобных людей, которые прощают их или не могут за себя постоять. Ведь им и в страшном сне не могло присниться сделать что-то против Льва Александровича, который пригрозил им, что пришибет, закопает на помойке, и ему за это ничего не будет. Привыкшие безнаказанно творить зло, эти люди понимали, что есть те, кто еще хуже их, а потому еще более злые поступки может совершать более безнаказанно. Не хотели они связываться даже с отцом Георгием Грицуком, который, конечно, таких широких талантов и полномочий от властей, как помощник старосты, не имел, но когда «ревнители» пришли позорить его перед соседями, спустил на них большую собаку, от которой они еле ноги унесли. «Сорвалась, извините, — объяснял он. — Ведь неразумное животное, что с него взять?».
Особенно тяжело было отцу Анатолию. Он искренне любил Церковь, ему больно было смотреть, как многие по-настоящему верующие люди стараются больше молиться дома, приходя в храм лишь в большие праздники, чтобы не видеть вакханалии, которая здесь происходит. Сам он тоже не раз становился объектом нападок «искренне верующих», которых и было-то десятка полтора, но которые мешали молиться сотням людей. Из-за них многие прихожане с неустойчивой психикой и неустоявшимися религиозными убеждениями начинали воспринимать церковь как клуб по интересам, место, где можно безнаказанно сплетничать, отравлять людям жизнь.
Духовенство в основном не очень изменилось. Внешне, может быть, архиерейские богослужения и стали более чинными и торжественными. Но те прихожане, которые были плохими, стали еще хуже, а тот, кто был хорошим, подвергался гонениям со стороны почитателей Владыки, потому что не хотел или не умел «кусаться», и их сердца переполняла горечь.
Уполномоченный разрешил архиепископу Феодору совершить несколько рукоположений для замещения вакансий, которые открылись после того, как он удалил некоторых священнослужителей. Вообще-то первоначально была мысль все же не давать разрешений и под предлогом отсутствия богослужений закрыть приходы. Но потом они с Петровым рассудили, что своей бездумной деятельностью архиерей и так достаточно делает для успехов антирелигиозной пропаганды в Петровской области. Поэтому санкция была дана.
С каждого ставленника старший иподиакон архиерея Валерий требовал четыре бутылки водки. Все давали, а когда один не дал, то он накалил ему на электроплитке цепочку кадила, а потом, когда это полагалось по ходу службы, подал в руку. Строптивый ставленник получил сильный ожог, сильно закричал, кадило упало, и угли прожгли ковер на полу. Архиепископ Феодор страшно рассердился, закричал на Валеру, что тот уволен. Валерий ушел, а через несколько дней, заехав в небогослужебное время в собор и зайдя в алтарь, архиепископ заметил в своей архиерейской мантии окотившуюся кошку с котятами, которые жалобно пищали. Неизвестно почему это так его впечатлило, но он даже заплакал от обиды и несколько часов потом жаловался своим почитателям. Котят сперва хотели утопить, но потом матушка Нимфодора пустила слух, что они особо благодатные, раз родились в алтаре, и продала каждого за баснословную сумму в двадцать пять рублей, а саму кошку за пятьдесят.
Так Петровская епархия вступала в 1971 год.
Глава 9
Для справки необходимо отметить, что борьба с так называемой «империей зла» не всегда была так гротескна, как у «группы Кувина».
Во второй половине 1960-х годов в СССР появляются примеры активного общественного сопротивления государственному атеизму. Наиболее известный документ этого периода — открытое письмо Святейшему Патриарху Алексию I священников Николая Эшлимана и Глеба Якунина. Это письмо было написано в результате работы целой группы людей. Первоначальный вариант подготовил А.Э. Краснов-Левитин. Он был существенно переработан и дополнен священниками Николаем Эшлиманом и Георгием Эдельштейном. Над письмом работали также миряне Феликс Карелин, Лев Регельсон и Виктор Капитанчук. Священник Глеб Якунин высказал лишь общие идеи. Первоначально предполагалось, что это будет совместное письмо епископов и священников Патриарху, но затем практически все отказались дать свои подписи. Письмо содержало резкую критику в адрес советской политики в области религии, и подписать его решились лишь два священника. Копия письма была разослана правящим архиереям, а также Председателю Верховного Совета СССР, Председателю Совета Министров СССР, генеральному прокурору СССР.