Ничуть не смущаясь, он один за другим приводил десятки «фактов», доказывающих виновность архиерея: там ему пятьдесят рублей дали, а он их не заприходовал, там он церковные деньги вопреки закону потратил на благотворительность и нигде не провел, тогда он налоговую декларацию заниженную подал. Не смутило Козлевича даже то, что архиепископ всегда к нему хорошо относился, поддерживал как мог. На вопрос судьи, почему же он молчал раньше, Козлевич ответил, что церковные структуры — особая среда, которая подавляет личность человека, нарушает у него правильное восприятие реальности. В результате ни Козлевич, ни епархиальный бухгалтер, которые в реальности и были виноваты в неправильном ведении документации архиепископа Исайи, никак не пострадали, а вот архиерей расплатился за чужие грехи несколькими годами заключения. После освобождения он два года был без места, жил за счет помощи сыновей, которые не отвернулись от оклеветанного отца.
Но вот после отставки Хрущева начался процесс реабилитации осужденных в процессе новой борьбы с Церковью. После того, как владыка Исайя был реабилитирован, его сразу назначили управляющим одной из украинских епархий, Патриарх даже возвел его в сан митрополита. Митрополит Исайя воспрял было духом, но в управлении делами Московской Патриархии ему передали обязательное условие, при котором Совет по делам религий дал согласие на его возвращение в качество правящего архиерея. Он должен на новое место служения взять секретарём епархиального управления протоиерея Петра Козлевича.
Владыка вздохнул, но согласился. И вот уже десять лет, во всех трех епархиях, где он за это время служил, «иудушка» (как про себя называл его митрополит) Козлевич неизменно сопровождал его, вникал во все дела, не давал принимать самостоятельных решений и постоянно всем своим значительным видом давал понять, что за ним стоят Совет и КГБ, что митрополит — лишь декоративный управляющий епархией. В реальности же епархией правят советские властные структуры, рупором которых во внутрицерковной среде является именно он, Козлевич. Владыка был слишком стар и болен для борьбы, он старался больше молиться и меньше вникать во все творящиеся в епархии безобразия. Иногда ему удавалось помочь некоторым искренне верующим людям в их желании посвятить свою жизнь служению Церкви, часто сам его молитвенный и спокойный вид гасил некоторые конфликты. Его не трогали в большей степени потому, что у него не было сил для каких-то активных действий по развитию религиозной жизни.
… Воспоминания митрополита прервал вошедший в кабинет секретарь Петровского епархиального управления протоиерей Петр Козлевич. Это был необычайно важный, очень гневливый семидесятилетний мужчина среднего роста с коротко постриженными седыми волосами и небольшой бородкой. Как и всегда, когда он хотел подчеркнуть свою значимость, он был в рясе и камилавке, его бесцветные глаза недовольно щурились сквозь стекла очков в золоченой оправе. Под благословение к архиерею он подходил только во время богослужения, чтобы не вызывать ненужных вопросов у посторонних, а в обычной обстановке не считал нужным это делать. Впрочем, митрополит Исайя и сам не горел желанием лишний раз благословлять того, кто его предал.
— Владыка, у нас сегодня два посетителя, — звучным низким голосом, не спеша, проговаривая каждое слово, начал протоиерей Петр. — Вернее сказать, две группы посетителей. Соборный настоятель архимандрит Анатолий привел кандидата на рукоположение. Зовут его Александр, ему двадцать семь лет, в этом году закончил Московскую духовную академию. Кандидат богословия. Хотел бы служить на сельском приходе, но я полагаю, что нужно посвящать его для собора. Нужно переводить Георгия Грицука, он не вполне соответствует статусу соборного священника.
— Но ведь у него большая семья… — неопределенно промолвил архиерей. — Может, он еще образумится?
— Это ждать бесполезно. Я посмотрел его личное дело, все только ухудшается. С уполномоченным мы поговорили, он согласен зарегистрировать его вторым священником в одном из райцентров.
Козлевич замолчал, давая понять, что вопрос уже решен вне зависимости от того, какого мнения по этому поводу сам архиерей. Митрополит устало поднял глаза:
— Кто еще сегодня?