Она надула губы. Опустила взгляд и взяла меня за пузо.
— У тебя живот растёт. Прямо как у меня. У нас будет двойня.
— Ага, мальчик и девочка. — усмехнулся я и обнял жену. — Сердце моё, любимая, моя прелесть, не плачь. Моя сокровенная, желанная, драгоценная леди.
— Я люблю тебя. — пробубнила Софа, чмокнув меня в щёку.
— И я тебя, булочка.
— Ой… ох…
— Что такое, моя пышечка?
— Я… Р-Рафи… Ай!
— Софа?
— Ребёночек… — она взялась за живот и простонала. — Рафи, п-по-моему началось…
— Чт… но ещё рано… — опешил я. — Ещё четыре недели…
— Три с половиной… ах!
— Нет, что ты чувствуешь? Я сейчас помогу, это не могут быть схватки, время ещё не…
— Рафаил!!! — рявкнула Софа и вскрикнула. — Это ребёнок решил, что родится сегодня! Господи!!!
— Тихо! — я вскочил и начал поднимать её. — Софочка, сладенькая, дыши, ладно? Тихонечко, да, вот так, умничка.
— Мамочки, он ещё и пинается! — застонала Флейм, чуть ли не повиснув на мне. — Как больно!
— Люди!!! — заорал я. — Верд! Рирз, Фейлн! Леди Лилан! Бьол!
Первым меня услышал садовник. После моего вопля: «Бегом зови сюда слуг, твоя леди рожает!», он стрелой умчался в замок. Софа едва стояла сама, так что я схватил её на руки. В спине стрельнуло, я еле сдержал писк и понёс её, чувствуя, как в её животе пинается и ёрзает ребёнок. Как выяснилось, в это время вернулся лорд Дарон, который кинулся орать на всех, чтобы бегом звали лекарей и помогли Софии. Когда я принёс её в покои, началась лютая жесть. Из-за того, что Софочка начала рожать немногим раньше срока, лекарей пришлось ждать из Файртауна, потому что им приспичило спустить свою зарплату именно сегодня. А пока их не было, за главного врача был я. Рядом топтался лорд Дарон, силясь хоть как-то облегчить страдания дочери. Её лицо покраснело, по лбу скатывались капли пота, волосы растрепались. Она просила пить, то открыть, то закрыть окно. У неё подскакивала температура. Когда родственник в седьмой раз спросил, легче ли Софе, она не выдержала и рявкнула:
— Отец, свали!!!
Упиравшегося правителя оттащил Верд, который носился с водой для Софочки. Она громко простонала и начала плакать.
— Да когда он уже выйдет?!
— Соф, ещё ничего не случилось. Даже головка не показалась.
— Чт… аааай! Мамочки, — хныкала и стонала девушка. — Мне сейчас живот разорвёт, убейте меня!
Я слушал её крики и стоны, и чувствовал себя виноватым. Она, бедняжка, всю беременность вынесла, теперь ещё и роды, потом ещё года три во всём себе отказывать. Если честно, то роды — это ни фига не самый лучший день в жизни семьи. Уж точно не самый романтический. Если бы я не был целителем, а был бы каким-нибудь поваром или кузнецом, от меня толку было бы ещё меньше. А так как других лекарей до сих пор нет, видимо, роды принимать я буду сам. Я кое-как пристроил Софу полулёжа, опустил руки на живот и стал колдовать. Схватки были каждые три минуты. Я ослабил боль, насколько это было возможно, и приказывал слугам то менять простыни, то вытирать лоб жены, то себе, то давать воды. В комнате было очень душно, здесь стоял горячий нутряной запах.
— Вырежи его из меня! — выкрикивала Софа, стоная и часто дыша. — Сука, захерачь кесарево, я больше не могу!
— Головка уже видна. Дорогая, ты сильная, ты сможешь.
— Нет! — она громко простонала из-за схваток.
— Давай, милая.
— Убейте меня!
Через час в комнате разнёсся детский плач. Софа откинулась на подушки, я перерезал пуповину и метнулся омывать младенца. Мальчик. Мои руки подрагивали, а глаза слезились от осознания того, что у меня родился сын. Только что, минуту назад. Его не было, а вот он есть. Маленький, тяжёленький, красненький. Мой. Я омыл ребёнка и прикинул вес. Килограмма четыре с половиной точно есть. Мой хорошенький. Он кряхтел и покрикивал, я завернул его в чистую простынку и поцеловал в лобик. Моё солнышко, мой сыночек, папа рядом. Не плачь.
— Ра… Р… Рафи… — тяжело сказала Софа. — Кто у нас?
— У нас мальчик. — я подошёл к ней и крепко поцеловал, вытирая горячий вспотевший лоб. — Моя милая, я люблю тебя. Тебя и его. Ты хочешь попить? Сладенькая, не плачь.
— Ты сам-то плачешь. — улыбнулась она и взяла ребёнка. Он пыхтел, зажмурив глазки. Софа всхлипнула. — Ну привет, мой мальчик. Это мама. Ох, тяжёленький. Прямо как папочка.
Я сел к ней на кровать и обнял, любовно чмокая и смотря на сына. Я стал отцом, а моя пышечка — мамой. Через час, когда спальню привели в божеский вид, а Софа оправилась и накормила грудью ребёночка, к нам впустили Дарона и парней. Как я узнал, тесть все эти часы себе места не находил. Когда он увидел младенца, то так растрогался, что аж прослезился.
— Боже… на тебя похож. — сказал он мне. Затем сильно поцеловал дочь. — Моя милая, моя малышка… я… можно?
— Иди к дедушке, мой хороший. — сказала Софа, бережно дав сыночка отцу.
Дарон трепетно взял ребёнка на руки и поцеловал в щёчку.
— Какой тяжёлый, прямо рыцарь. — он немного покачал его, ощущая тяжесть. — Прямо как твой дядюшка Верд.
Дядюшка Верд в это время стоял и неотрывно пялился на младенца. Фейлн взял племянника на руки и шмыгнул носом.
— Божечки, он такой хорошенький… я теперь твой дядя… а как его зовут? — он посмотрел на нас.
Софа и я переглянулись. Я погладил её руку и поцеловал.
— У нас был один вариант… — начал было я.
— Имя должно быть достойным лорда! — вдохновился Дарон, тискаясь с ребёночком на руках сына. — Рорри Флейм. Или нет, Тормер Флейм. Или нет, как твоего дедушку звали, Софочка, Боуэн Флейм!
— Или именем короля, Аурон Флейм! — поддержал родителя Фейлн. — Или как его отца, Гийер Флейм.
— Ну какой он Гийер? — Верд взял племянника у брата. — Может, стоит получше мозгами работать? Всё же очевидно — он явный Верд.
— В таком случае, он явный Дарон. — фыркнул Дарон.
— Он не Верд, не Дарон и не Гиейр. — пресекла их Софа.
— Он Дариус. — сказал я, забрав сына. — Дариус Флейм.
Ребёночек закряхтел стал ёрзать.
— Кушать просит.
— Давай. — Софочка взяла его, отвернулась и стала кормить. — Мой мальчик ненасытный. Ну весь в папочку. — сказала она тихо.
— Дариус. — Задумчиво повторил тесть. — Дариус. Дариус Флейм. Неплохо, мне нравится.
Ночью, когда мы укладывались спать, Дариус Флейм всё никак не отрывался от груди матери. В самом деле весь в меня, с таким-то аппетитом.
— Никак не наестся. — улыбнулась Софочка, поглаживая сына по головке. — Ты моя сладкая булочка.
Сладкая булочка закряхтела и с усилием открыла глазки. Они были большими и тёмно-зелёными. Я думал, у младенцев они обычно светло-голубые. Софа поцеловала его и прижалась к лобику. Затем взволнованно посмотрела на меня.
— Рафи, он… он…
— Что такое, сладенькая?
— В его источнике есть что-то чёрное… как у меня.
Я округлил глаза.
— Но мы ведь уничтожили Раскол. Он не может быть тенью.
— Не может. Но видимо, магия теней ему передалась от меня. Хех, при этом у него там светится огонёк. — Софа нежно улыбнулась и поцеловала нашего сыночка. — Ты особенный, мой Дариус.
— Прямо как твоя мама. — добавил я, обняв их обоих.
Мы заснули, и я увидел сон. У леса, далеко на севере, где бушевала метель, стоял мальчик с золотыми волосами и зелёными глазками. В одной его руке горел свет, в другой была сосредоточена тьма. А за спиной были крылья из яркого пламени. Лицом мальчик напоминал мне меня, когда я был его возраста, лет семи. Он смотрел на меня и улыбался. И он сказал звонким детским голосом: «Я люблю тебя, папа». Возможно, это был полёт моей разгорячённой родами жены и радостью от появления сына фантазией. Возможно, это было видение, и спустя годы я увижу эту же картину. Но это будет уже совсем другая история.