Часовой отдых на высоте две тысячи метров. У бойцов термосы с горячим чаем. Здесь он кажется необыкновенной роскошью. За скромным завтраком оживленный разговор. Мария молчалива, но на вопросы отвечает бойко, не задумываясь. Да, она воевала. Да, знает оружие. Снайпер. Сколько у нее на счету? Много, засмеялась словачка.
— А ну, дочка, проверим, проверим, — заулыбался Голев, подсаживаясь к женщине. — Видишь — пигмей, сучок внизу, — и приложившись, сразу выстрелил. Сук обломился, оставив небольшой выступ. — Сможешь?
— Давай испробую. — Целилась долго. А раздался выстрел, и остаток сучка свалился на снег.
— Ох, молодец! Умеешь. Дай-ка я тебя поцелую, — и, наклонившись, звонко чмокнул ее в щеку.
Женщина раскраснелась.
— Что за хитрый старик, — засмеялся Соколов, — всех обошел! Захотелось поцеловаться — вот и придумал испытание.
— Да перестань ты, балагур, — упрашивал Тарас, смущаясь под добродушные смешки солдат.
— Нет, теперь и я испытание сделаю, — разбаловался Глеб. — Можно?
— Да ну вас! — шутливо отмахнулась женщина.
С севера незаметно выползла снежная тучка. Глядя в бинокль на горный рельеф, Голев все расспрашивал Марию:
— А на Герлаховке была?
— Была.
— А там? — вытянул он руку в сторону фешенебельных санаториев.
— Там ни, вратник и на порог не пустит.
— А Морское око бачила?
— Бачила, бачила, — улыбнулась Мария. — Самое красивое озеро. Будто серебристо-синее зеркало. А снежные гребни над ним, как диковинное ожерелье. А после заката, когда горные вершины еще залиты пурпурными лучами солнца, озеро становится не синим, а багряно-красным. Это от крови, — говорит Мария.
— Как от крови? — заинтересовался Голев.
— Бог сливает туда всю кровь бедняков, выпитую за день богачами.
— Ишь как придумано! — удивился бронебойщик.
Начался спуск. Опять отвесные скалы, потом глубокие снега, лед.
— Смотрите, смотрите! — вдруг вскрикнул Зубец. — Смотрите же!
Могучие татранские хребты выше туч взметнули свои каменные скалы, и одна из них отвеснее всех. А на самом верху ее отчетливо виден вытесанный на сером камне портрет.
— Смотрите, Ленин! — так и застыл с вытянутой рукой разведчик.
С холодных каменных скал неожиданно повеяло родным и близким. Еще вчера, провожая отряд в горы, замполит напомнил бойцам про Поронин, где незадолго до революции жил и работал Ленин.
Леона охватило раздумье. Чьи руки высекли тут образ Ленина? Чье искусство и чье мужество запечатлено на камне? Сделал ли это безвестный словацкий партизан или польский гураль?
— Его за сто верст видно, — с гордостью сказала Мария.
За лесом пошли татранские хребты, изрезанные ущельями. Партизанка вывела отряд к узкому каньону. Бялы Дунаец сдавлен здесь отвесными скалами и ревет, как дикий зверь, только что заключенный в клетку. Люди перестали слышать друг друга. Воды Дунайца источили скалы, превратив их в изваяния каких-то птиц и великанов, в башни и замки самых причудливых очертаний. Но бойцы ничего не замечали. Оглядываясь назад, они дотемна видели, как им вслед смотрел Ленин.
2С выходом в долину быстро сгустились сумерки, и к ночи Мария вывела отряд к немецкой заставе на краковском шоссе. На южной окраине польской деревеньки одинокий домик. Рядом шлагбаум. Разведчики Якорева без шума сняли часового. Скрученный прямо в тулупе, он с платком во рту оставлен тут же в кювете. К домику! Дверь не заперта. С группой разведчиков Максим проник за порог. Слабо мерцает керосиновая лампа. Безмятежно раскинувшись на польских пуховиках, на кровати спят трое.
— Ауфштеен! — негромко скомандовал командир.
Где там! Хоть из пушек пали! Солдат охватывает озорство.
— Ваше благородие, извольте вставать, — и Зубец тронул за плечо толстого немца. — Нам некогда.
Толстяк вздрогнул, и его выпученные глаза безумно уставились на востроглазого паренька с автоматом. На одних локтях, не переворачиваясь на живот, он пополз к стене и сразу придавил второго.
— Вот видите, и его перепугали! — покачал головой разведчик.
Еще минута — и все трое в белых подштанниках и длинных, до колен рубахах стоят у кроватей, стуча зубами.
— Живые привидения! — захохотали разведчики.
В Закопане полк. Один из его батальонов уже в пути на новый рубеж. Его роты с артиллерией пройдут через час. Второй батальон двигается следом, а третьему приказано еще держать горные проходы.
План действий сложился сам собою. Максима, который знает по-немецки, Леон поставил на пост у шлагбаума, а вдоль шоссе организовал несколько сильных засад автоматчиков с гранатами.
Вскоре и первая машина «оппель-капитан» сердито засигналила у закрытого шлагбаума. Максим нехотя махнул рукой в сторону заставы и что-то пробормотал по-немецки. Дверца раскрылась, и офицер заспешил к домику. Едва он скрылся, как машину окружили разведчики. В ней еще трое автоматчиков. Офицер из штаба немецкого полка с папкой документов. «Оппель» отогнали в сторону.
Не прошло и нескольких минут — сразу три грузовые машины. Этих окружили одновременно и тоже взяли без выстрела. Из кузова каждой машины вылезли сонные немцы, похожие на живых кукол из детского театра: так неестественны их движения и действия. Один из грузовиков с разным саперным имуществом, а два других — с противотанковыми и противопехотными минами. Командир саперного взвода, одутловатый гитлеровец, дрожит с перепугу. Не успели задать ему и одного вопроса, как он начал рассказывать все сам. Они ехали подготовить к минированию назначенные участки дороги. За ними следует танковая рота из семи танков, а чуть дальше — две пехотные роты.
Как быть? Ударить по танкам — уйдет пехота. Заминировать дорогу — танки станут подрываться, а роты успеют изготовиться к бою. «Вот что, — решил Леон. — Пропустить немецкие танки. Да, да, пропустить!» — подтвердил он, почувствовав вопросительный взгляд Якорева. Дальше по шоссе есть узкое дефиле, которое собирались минировать немцы. Пусть туда едут саперы и противотанкисты.
Полк, с которым прямая радиосвязь, ведет ночной бой в горах на шоссе у самого Закопане, и там уже знают всю обстановку.
Немецкие танки подошли с притушенными фарами. Чтобы не задерживать их, Максим предупредительно открыл шлагбаум. Высунувшись из открытого люка, немецкий офицер что-то крикнул часовому в тулупе, а тот махнул ему рукой, дескать, катись дальше, не задерживайся. За ними появилась и пехота. Она вся на повозках. Высокие колеса поскрипывали на снегу. Тяжелые битюги остановились у шлагбаума, нетерпеливо помахивая хвостами. На повозках спят или дремлют.
— Командиров к начальнику заставы! — крикнул Максим по-немецки.
Офицеры где-то далеко. Впрочем, один уже виден. Он медленно тащится в голову обоза. А бой с танками все не начинается! Тихо. Первый офицер скрылся в домике, и его вмиг обезоружили. Да, идут две роты, и меж ними батарея — восемь орудий. Затем приплелся второй офицер, за ним третий. Теперь роты без командиров.