Марка с «Березовой рощей» Левитана
Марку с березами, светлую грезу,
Со штемпелем черным, верно, не жаль,
Мальчик приклеил шутя на березу,
И словно открылась лесная даль.
Взрослым придумать такое трудно,
А мальчик сказал: «Попробуем». Что ж!
С маркой береза смотрелась чудно —
Как множество в мире березовых рощ.
Что же случилось? Словно умытый и чистый
Весенним при солнце дождем,
Город сиял, свежий, лучистый,
Художника новым счастливым сном!
* * *
И что хочу понять я вновь:
Что счастье? Что любовь?
Тот сладкий миг и тесный,
Порою, как в ненастье,
Миг гадкий и нечестный, —
Ужели это счастье?!
То знают ведь и звери.
Нет, я хочу любить и верить.
Любовь моя чудесней, —
И в одиночестве моем,
Как мы с тобой двоем,
Она в душе моей — как песня!
На сцене
Цыганка пела и плясала,
На яркий свет сойдя из тьмы.
Она, нам мнилось, что-то знала,
Что знать хотим давно и мы.
Я вспомнил сладостные грезы
Тех лет, когда всё — явь и сон,
И знойный запах дикой розы,
И цвет летящий — махаон.
Цыганка пела и плясала
В цветастом платье и — боса.
Серьезно, как дитя, играла…
Дика, умна ее краса.
Молчит — немая дочь природы,
Идет — уж танец и мечта,
Поет — из тьмы веков народы
Взывают к нам, раскрыв уста.
И к ней прислушивался Пушкин,
И Блок печально подпевал,
И я стоял там, на опушке,
Где табор шумно ей внимал.
Цыганка пела и плясала,
Как ночь в звездах, ярка, темна.
Не тайну судеб разгадала,
Но песен тайну — как весна!
Если нет тайны
На утро на деревьях иней.
И солнце стынет в синеве.
В саду, как в сказке зимней,
И пар дымится на Неве.
И я вздохну в тяжелой думе,
Хотя меня преследует не страх:
Мой друг лукавый рано умер,
В земле его заиндевелый прах.
Как холодом объят мой город!
Ученый и повеса, серьезен и удал,
Он говорил: «Умрем еще нескоро!» —
И в смерти тайны не видал.
Но если тайны нет, то это ужас?
И тайны нет в любви, всего лишь секс?
Нет тайны в творчестве?! Какая стужа!
Всю Землю покрывает белый саван — снег.
Весна открывает дали
Как небо серо здесь, над нами,
А там, за серыми лесами,
Я вижу розовую синь,
И всё звенит там: дзинь-дзинь-дзинь!
Там тонкоствольные березки
Так стройно тянут ножки, —
Сказать точнее не могу, —
Как балерины на снегу!
Там люди в городах и селах —
Движенье, смех веселый!
Я вижу жизни торжество,
Иль это музы волшебство?
То утро над Россией всею,
То ледоход по Енисею,
То снегопад на Ангаре,
То зелень юга на заре!
На похоронах незнакомого дяди
Он гулял у самого дома.
Уходить далеко запрещалось.
Но вот он услышал музыку —
На улице, под открытым небом
Оркестр играл протяжно и грустно…
И люди толпою чинно шли
Вслед за машиной с гробом…
И он отправился со всеми,
Не ведая вовсе, куда и зачем.
— Кого ты хоронишь, мальчик? —
Спрашивали у него прохожие.
— Кого ты хоронишь, мальчик?
Брата? Отца? Или маму? —
И музыка уносилась в небо,
Пугая птиц на деревьях,
И шепот его: — Не знаю, —
Никто не мог понять.
На кладбище, в городе мертвых,
Среди высоких белых берез
Зияла глубокая яма,
Заиндевелая, с водою на дне.
Гроб, на веревках опущенный,
Заботливо засыпали землей.
А дома — как хорошо и тепло!
И мама, немножко сердитая:
— Живой! Слава Богу! Откуда
Идешь? Как, из кладбища? Ужас! —
Она никак не могла понять,
Зачем ходить на похороны
Незнакомого дяди?
И все же, смеясь, рассказывала всем
О странной причуде его,
А он всё вздрагивал
От далекого холода
И дивного счастья — жить!