Григорий наблюдал за ним на расстоянии, бросал короткие взгляды, находя этого молодого парня привлекательным, даже красивым, многим лучше, чем любая подружка, с которой встречался Синицын. Хотя, сравнивать парня с девушкой казалось странным, но как-то само пришло в голову.
Евгений выглядел сильным, мужественным, под футболкой перекатывались натренированные мышцы. Когда их взгляды встретились, Синицын стушевался и, что-то пробурчав, смылся на балкон, проветрить голову.
Успокоившись, Григорий решил вернуться обратно, но рядом материализовался Евгений. Чиркнув зажигалкой, он прикурил сигарету. Синицын остался, уже не зная, будет ли лучше уйти или правильней дождаться, когда тот докурит, и просто разглядывал прохожих внизу, да вечернее небо. Тихий смешок над самым ухом напугал до чертиков, мигом выбив из головы все мысли, и так слишком ленивые в нетрезвой голове. Что за чем последовало, Синицын помнил смутно, вроде бы, сначала Евгений уткнулся лбом ему в плечо, собственнически приобнял за талию, а потом Гриша оказался зажатым в углу, между цветочным горшком и шкафом с вареньем. Женя целовался жестко, но умело, сминая своим напором любые попытки Гриши перехватить инициативу, хотя тот ошалел настолько, что мог только вяло отвечать. Где-то в комнате послышался звон разбившегося бокала, Синицын дернулся и в ужасе оттолкнул от себя ухмыляющегося Евгения. Молодой человек уже успел расстегнуть рубашку и ремень джинсов на парне и плотоядно смотрел, как тот дрожащими руками поправляет одежду. Сделать вид, что все в порядке, Синицын не мог, в его голове творился кавардак, сердце бешено стучало, и парень с ужасом понимал, как сильно хочет вернуться в жаркие грубые объятия, продолжить целоваться.
По возвращении в комнату Гриша нарочито жизнерадостно опрокинул в себя рюмку водки за брата друга и, попрощавшись, буквально понесся к себе, пробежав все шесть кварталов, и дома рухнул на свою кровать.
С Женей Синицын больше не пересекался, с девчонками встречаться не смог, осознав, чего ему не хватало. Судьба опять столкнула парня с Евгением вновь на чужой квартире — на этот раз праздновали день рождения.
Молодой мужчина с самого начала нацелился на Синицына, уделяя ему внимание и подливая в бокал. Гриша прекрасно понимал к чему все идет, и даже ждал этого, послушно опрокидывая в себя очередную порцию горячительного для смелости. И также безвольно позволил затолкать себя в чью-то спальню и опрокинуть на кровать.
Евгений самодовольно хмыкнул и прошептал: «Я никогда не ошибаюсь», а затем полностью подмял парня под себя. Синицын и не представлял как вести себя со взрослым мужчиной, старался неумело отвечать, поглаживал грудь и руки Евгения. Но Гришу просто перевернули на живот.
Секс вышел сухим, без какой либо прелюдии. Евгений быстро раздел Синицына и, не тратя много времени на подготовку, ограничился смазыванием себя и парня. Григорий пожалел о своем эксперименте уже в первые минуты. Женя брал жадно и властно, не обращая никакого внимания на глухие стоны боли и попытки Гриши хоть как-то от нее уйти. Получив разрядку, Евгений прикрылся одеялом и раскинулся на кровати, намереваясь вздремнуть. Синицыну потребовалось время прийти в себя. Борясь с накатывающей волной омерзения и страха, он не знал, как после случившегося сможет смотреть на себя в зеркало, казалось, теперь весь мир знает, насколько Гриша жалок.
Подобрав одежду и игнорируя жжение в заднем проходе, Синицын оделся и кое-как доковылял до дома. Оказавшись в собственной постели и завернувшись с головой в одеяло, Григорий, наконец, дал волю слезам, благо родители уехали на дачу, а сестра к тому времени уже жила со своим парнем.
Через неделю после случившегося Женя заехал за Синицыным в школу на своем мотоцикле, навсегда привив парню любовь к железному «коню» и скорости. Спустя час катания по городу, они вновь оказались в одной постели на съемной квартире Евгения. В этот раз мужчина оказался более внимательным к своему любовнику, а Гриша решил, что все у всех начинается по-разному, вот у него вышло так. И завертелось.
С Женей было по-всякому. То он начинал нежничать, то тащил чуть ли не в ближайший подъезд. Они ходили в кафе и в кино, вместе гуляли, такие встречи Гриша считал свиданиями и был абсолютно счастлив. Иногда Евгений помогал Грише с уроками, порой юноша оставался у него на квартире неделями. Но, конечно, он не был у мужчины единственным. Синицына же утешал себя тем, что измены вообще явление частое, да и в верности они друг другу не клялись. К тому же из всей вереницы партнеров Женьки Григорий единственным не был на один раз.
В какой-то момент Синицын понял – он влюбился. Впервые в жизни. Женю в свою очередь с каждым новым днем все больше отягощала его «игрушка», юноша ему надоедал, и однажды все закончилось. Более того, Евгений уезжал из города, и Гриша теперь мог быть свободен и заниматься всем, чем пожелает.
Синицын понимал — к этому и шли все их отношения и, тем не менее, было больно. Он чувствовал себя преданным и оплеванным, разуверился в возможности счастья, как и в том, что заслуживает его. Замкнувшись, Гриша стал воспитывать в себе холодность, отстранялся от прежних знакомых, все больше походя на своего первого и единственного возлюбленного.
Одноразовые мальчики и мужчины стали обычным приложением к будням, секс помогал расслабиться, снять напряжение, а усталость от него приятна. Синицын попробовал себя и в другой роли, чего не позволял Евгений, и все чаще был «сверху». Его поведение в постели не сильно изменилось, он по-прежнему оставался внимательным и заботливым любовником теперь уже для юношей.
А потом узнали родители. Кто-то что-то увидел, и произошел скандал. Знакомые и, так называемые, друзья устроили «темную», и Синицын попал в больницу. Из всего окружения его навещала только Татьяна, разговаривала, поддерживала парня, не давая ему озлобиться на весь мир. Сразу после выписки Гриша решил убраться из города, благо школу он закончил, осталось лишь подготовить документы и окончательно определиться с выбором института. Сестра поддержала его решение, обещая помогать деньгами на первых порах. В девятнадцать, упаковав свои вещи, Григорий отправил их почтой на квартиру к Наташе, а сам купил билет и почти через сутки стоял на платформе одного из московских вокзалов с сумкой в руках, в которую уместились все его пожитки.
Но, несмотря на все, Синицыну удалось остаться мягким и добродушным человеком, открытым для людей, пусть он и научился прятаться за маской равнодушия. Сам Григорий видел в этом заслугу Татьяны и Наташи, которая старалась не унывать и ему не давала вешать нос. Осталась и вера, что однажды Синицын встретит человека, которому сможет доверять, и их чувства, в противоположность отношениям с Женей, будут взаимными. Но, наученный горьким опытом, Григорий не спешил распахивать душу перед каждым, и тем не менее, Синицын не отчаивался, когда очередной партнер не вызывал у него никакого душевного отклика.