Отец погладил ее по руке. Она посмотрела на его улыбающееся лицо. Румяные щеки и бледно-голубые глаза достались ему в наследство от матери-ирландки. В вечернем костюме он выглядел еще вполне привлекательно.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Так, ни о чем.
– Надеюсь, ты не предполагаешь, что я доверю в это?
Она улыбнулась:
– Нет. Я думала о предстоящем приеме и об Астоне Ратледже.
– Я тоже.
– Он так и не женился снова. Ты знал об этом? – спросила она; в это время карету качнуло, и их отбросило немного вперед.
– Я узнал об этом еще два года назад, когда впервые встретился с его адвокатом по поводу покупки Сиреневого холма.
– Если верить Элейн, он дал клятву никогда не жениться снова. Мне это кажется интересным.
Лейн проворчал что-то и подвинулся в тесной карете.
– Почему? Он еще молод. Я слышал, что ему нет и тридцати. Возможно, он передумает. Он смотрел на нее с любопытством. – Но что тебе до этого?
– Ничего, – ответила она и сразу же добавила: – Не могу понять: почему он так настроен против новой женитьбы?
– Не думаешь ли ты, что он сильно любил твою сестру и теперь считает, что никто не может заменить ее?
Гейта стало смешно от подобной мысли.
– Нет, папа, – сказала она твердо; ее лицо помрачнело. – Не думаю, что он вообще любил ее. Вспомни только, ведь его заставили жениться на ней. Я полагаю, что ему нравится то внимание, которое оказывает ему женский пол, и он не хочет связывать свою жизнь с одной женщиной. Почему он должен ограничиваться кем-то одним, когда все женщины падают к его ногам?
Лейн захохотал, и его круглый живот затрясся под тесным жилетом.
– Думаю, не стоит слишком серьезно относиться к тому, что говорит Элейн. Я уверен, что она приписывает ему больше обаяния, чем есть на самом деле. Кроме того, в природе любого мужчины заложено желание иметь жену, детей, которые будут носить его имя.
– Всегда есть исключения, папа, – сказала она и стала смотреть в окно кареты на предвечернее небо.
– Вы с Элейн говорили о чем-нибудь, кроме Астона и его званого вечера.
– Да. Мы немного обсудили отделку дома.
– Хм... – только и сказал он.
Они ехали молча, и мысли Гейти вернулись к ее разговору с Элейн в тог вечер. Она только начала оправляться от потрясения, вызванного тем, что ее отправили в приют, когда миссис Коннорс сообщила ей, что Теодора упада с лестницы и погибла вместе с нерожденным ребенком. Гейти вспомнила, что тогда она закричала и набросилась на женщину с кулаками.
Кроме Тайтеса, она ни с кем не разговаривала, но он был слишком маленьким, для того, чтобы осознать, что произошло, и понять ее чувства. Гейти знала только то, что у нее не осталось никого из тех, кого она любила, только Тайтес. Спустя неделю за ней приехал крепко сложенный мужчина и увез ее в Коннектикут. Она поклялась, что больше никогда в жизни не будет такой безвольной.
За несколько месяцев до этого, сидя в кабинете шерифа после гибели отца и Джоша, Гейти дала еще одну клятву. Она поклялась, что настанет день – и она заставит Астона Ратледжа заплатить за смерть отца и Джоша. И она сделает это. Гейти вздохнула и прислонила голову к стенке покачивавшегося экипажа; она и Лейн продолжали ехать молча. Не ее ли настоящая мать назвала их земли и усадьбу Сиреневый холм? Не похоже, чтобы мужчина мог дать такое название усадьбе. Она попыталась вспомнить свою мать, но не смогла. Гейти было слишком мало лет, когда она умерла. И она могла вспомнить лишь немногое о ее настоящем отце – Дювее Тэлботе, о Джоше, Теодоре и Тайтесе.
Что она будет делать, если проснется в один прекрасный день и не сможет их вспомнить совсем? Как бы она жила, если бы отец, и брат остались живы? Она до сих пор не была уверена, что Астон не причастен к гибели Теодоры. Гейти винила в их смерти Астона Ратледжа. Все они умерли слишком молодыми.
Посмотри вперед, Гейти. Это Южные дубы, – сказал Лейн, высовываясь из экипажа и указывая перед собой.
Гейти увидела большой белый дом с шестью рифлеными дорическими колоннами, поддерживающими три этажа. На одинаковом расстоянии с каждой стороны от дверей располагалось по пять окон. На крыше виднелись печные трубы и куполообразные слуховые окна. Когда они въехали на подъездную дорожку в форме круга, Гейти заметила, что двойные высокие двери главного входа распахнуты.
– Вот и пробил час, Гейти. Мы прибыли в дом Астона Ратледжа. Как ты себя чувствуешь?
Вопрос отца удивил Гейти. Как она может себя чувствовать в доме человека, в ненависти к которому выросла? Она была потрясена, приведена в замешательство, ошеломлена.