сь. Они тлели, покрываясь пеплом. Сквозь тело змея проступили толстые вены. Яблоко, до этого мгновения возлежащее на кончике хвоста, упало на землю. Утробный рык сотрясал сад, но не мог разрушить ловушку. Демон, оторванный от земли, сидящий на яблоне, оказался узником той клетки, от которой грозился подарить ключ. Клетки, сооруженной именем и символом господним. - Говори, чего хочешь! Говори! Слова звучали страшно. Вся красота, что была в лице сатаны, неожиданно испарилась. Зелень листвы его глаз приобрела оттенок болотной трясины. Кузнецу страшно не было. Чувство страха ушло уже давно - вместе с совестью, добротой и честностью. Он обманул дьявола второй раз. Он - победитель. - Мой выбор - жизнь! Никогда не претендуй на мою душу! Никогда не забирай меня в ад! Змей клацнул зубами. С шумом втянул в себя воздух. - Я никогда за тобой не явлюсь. Никогда не заберу тебя в своё царство. Клянусь преисподней! Джек взмахнул третий раз ножом - и перечеркнул крест. Яблоня обратилась в прах, рассыпавшись золой. Теперь рядом с ним стоял дьявол, такой же, как десять минут назад, рогатый и красноглазый. Кузнец поднял яблоко, которое всего несколько минут назад предлагал ему искуситель. Откусил кусок. По подбородку потёк сладкий сок. Растягивая слова, он неспешно сказал: - Из этих яблок выйдет доброе вино. Очень доброе. Развернулся и сделал два шага прочь от пепелища. - Ты опять переиграл меня, мальчик. Ты всех переиграл, - донесся сиплый шёпот ему вслед. - Даже себя. Джек обернулся. Сатана исчез. Луна теперь ярко освещала весь сад. Остатки сгоревшего дерева были холодны. 5 Старый Джон сегодня спал. Он был таким дряхлым, что даже в бодрствующем состоянии едва ли сумел бы уследить за своим полем. Глухой на оба уха, слепой на оба глаза. Семидесятилетний дед с удовольствием отдал бы господу душу, но всевышний всё не призывал его. Его племянник Джек сидел на корточках и шарил на грядке. Он никак не мог нащупать тыкву. Фонарь весьма некстати потух, а перед его взглядом прыгали неясно откуда взявшиеся яркие пятна - настоящий ужас для ситуации, когда нужно быть быстрым и тихим. Наконец он за что-то ухватился. Тыква была средних размеров, ярко-оранжевая, наверняка спелая и сладкая. С треском оторвал её от стебля. Попытался встать в полный рост. Спина отозвалась адской болью. Кузнец сделал несколько неловких шагов в сторону тропинки - и рухнул на колени. Суставы горели огнём. Он с трудом перекатился на спину. Ему было сорок семь лет. Деревенские мужики в таком возрасте ещё тягали плуг. Кузнецы начинали готовить себе преемников. Джек в эти годы растерял последние остатки здоровья. Печень у него болела ежедневно. Отдышка не позволяла бегать. Нос распух от пьянства. Где же Нюх, когда он так нужен, с обидой подумал похититель урожая, возлежа на рыхлой земле. Пёс издох лет семь назад, но ужиться с этой мыслью так и не получилось. Порой хотелось отмотать время назад - и поинтересоваться у дьявола, куда деваются собаки после смерти. Джек не чувствовал ног. Ему казалось, что стоит немного передохнуть, и всё придёт в норму. Он не знал слова «паралич» - а если бы знал, то вряд ли догадался о его значении. Под рукой была краденая тыква. Нож всегда тоже хранился в кармане. Тот самый, что в своё время уберёг кузнеца от дьявола во второй раз. Джек сковырнул верхнюю часть овоща, вырезал кусок мякоти. Попробовал. Гнилые зубы отозвались ноющей болью. Плод был сладким. Очень сладким. Он успел съесть куска четыре. Жуя пятый, он почувствовал, как боль из ног переместилась выше. Прямо в сердце. Рука кузнеца метнулась к крестику на шее. Его там не оказалось - давно потерялся во время очередной попойки. Стоило бы прочитать молитву, но умирающий молитв не знал. Тело Джека забилось в конвульсиях. Он дёргался несколько мгновений, на губах пузырилась пена. А потом пришла смерть. Глаза Джека, обычного пьянчуги, перехитрившего самого сатану, закрылись навсегда. Как сам бы он сказал про это - подох, как распоследняя псина. Старому фермеру предстояло утром найти на огороде вместо цветущей грядки труп своего непутёвого племянника. 6 Джек летел. Боль прошла. Тело было лёгким, как пушинка. Никакого зуда в суставах. Никаких вшей в волосах. Никакой грязной одежды. Ночь отступала. Пространство становилось серым, будто это рассвет пытался вступить в свои законные права. Полёт становился всё стремительнее. Вот серость обратилась в синеву. Синева, наполненная режущими глаз оттенками, уступила белизне. Вспышка. Абсолютный свет. Джек стоял перед золотыми вратами. Абсолютно нагой. Девственно чистый. С мягкой розовой кожей младенца. Открытый. Он добрался до входа в рай. Лишь пожелай - и заходи. Кузнец неспешно шагнул вперёд. Протянул правую руку и коснулся сверкающих прутьев. Боль от ожога была ужасной. Ладонь сразу вспузырилась волдырями. Врата завибрировали, наполнив монотонным звуком всё окружающее пространство. Они шумели, своим звоном оглушая Джека, делая его глухим, атакуя его уши так сильно, что из них закапала кровь. - Зло бушует в твоём сердце! Чёрная душа, нет здесь места тебе! Голос звучал отовсюду. Не мужской и не женский - наверное, именно так и должен говорить Господь. Без интонации. Механически. Беспристрастно. - Ты загубил свою жизнь! Разрушил всё, что дали тебе в дар - и уничтожил всё светлое, что должен был взрастить и преумножить! Нет имени твоим грехам, ибо запретны они! Джек разлепил слезящиеся веки. Попытался отвлечься от ожога - и посмотрел сквозь ворота. Он их увидел. Они не улыбались. Они просто смотрели на него. Две женщины, которых он знал. Мама и сестра. Они не прятали глаза - лишь качали головами. Они его не ждали. - Прочь! Прочь, порочная душа! Прежде, чем Джек провалился во тьму, он успел показать пальцем на своё ничем не прикрытое причинное место. И криво усмехнуться бабам, над которыми издевался при жизни.