— И я с тобой, — заявила Ольга.
— А я что, рыжий? — напросился Толик.
Отправились втроем. На площадке стоял непрерывный гул. Людей собралось тысячи полторы. На митинг прибыли представители ветрогорских предприятий, партийных и общественных организаций. Заводы города засылали на трассу сварочные аппараты, арматуру, приборы, очистные машины, а комбинат — изоляционные материалы.
На трибуне, видимые всем, — монтажники, строители газопровода — гости Ветрогорска. Некоторые, с кем встречался Николай, узнавали его. Соломенной шляпой махнул ему начальник стройуправления — «кости да кожа». Его волосы выцвели, лицо загорело, обветрилось. Крутанув руками, словно перед ним баранка, он напомнил об их путешествии по газовой магистрали. Николай в знак приветствия поднял над головой сцепленные ладони.
Ольга приподнималась на носки, силилась разглядеть людей на трибуне. Потом перевела взгляд на стоявшего вблизи Смагина. Лицо у него пожухшее, пористое. Рядом с ним, само собой, Глебова. И Женечку, видите ли, газ интересует! Говорят, она записывает в свой блокнотик названия фельетонов, которые прочла, заграничных фильмов, которые посмотрела и даже анекдоты: пополняет свой «культурный багаж».
К Смагину протиснулся Гнедышев. Заметив Ольгу, сунул ей букет гвоздики, купленной здесь, — трест «Садоводство» знает куда посылать продавщиц. А с другого конца сквозь толпу пробирается Шеляденко:
— Здоровеньки булы!
Радиорупоры возвестили:
— Митинг, посвященный…
Как положено в таких случаях, ораторы воздают должное труду тех, кто прокладывал магистраль среди болот, лесных чащоб, по дну рек.
Затем представитель из Москвы — солидный, рослый, с крутым лбом и развевающейся на ветру шевелюрой — посмотрел в сторону высокой, метров на десять, серебристой трубы, поднял руку и, пригнувшись к микрофону, скомандовал:
— Зажечь факел!
Газовый. Традиционный.
Розовато-голубое пламя вырвалось шумно, неистово. Горел газ, который прошел под землей в стальных трубах сотни километров. Человеческие руки, умелые и ловкие, подняли его залежи из глубочайших недр земли, чтобы превратить в тепло, в огонь, а главное — виделось Николаю — в тончайшие нити новых полимеров. Послушайте, как бушует это горючее! По воле человека газ может стать и шелком, и мехом, и прочными рыболовными снастями, и корабельными тросами.
Подняв головы, все любуются огнем.
— От бы такой факел да в ночи запалылы, — протяжно произнес Шеляденко. — Яка свичечка була б!
Расходились с митинга неторопливо, группами, парами, редко — в одиночку. Поэтому, если глядеть с подножия, пологий холм, усеянный людьми, одетыми по-летнему, напоминал огромную палитру с мазками разноцветных красок.
Гнедышев и Николай чуть поотстали.
— Люди построили новые города, — сказал Гнедышев, — повернули течение рек, создали новые моря, завоевывают космос… Но сколько еще потребуется работы, чтобы построить коммунизм!
…Потянулись пустыри вперемежку с огородами. Перед виадуком три железнодорожные линии расходятся здесь веером — теплицы. Ряды двускатных крыш. Стеклянные квадратики блестят, дружно отражая солнце. Отсюда поступают витамины — салат, огурцы, помидоры. Шеляденко в шутку называет их «питаминами».
Выбрались на шоссе. Чуть поодаль стоят серые корпуса валяльной фабрики. Ее добротными изделиями славится Ветрогорск.
У бензоколонки возле «Волги» — Папуша. Приехал на служебной машине. Беседует с рабочим химцеха. Протягивает ему коробку папирос — угощайся, мол, и весело похлопывает его по плечу. Николаю не в диковинку эта манера: так панибратски директор «вкуривается» в дружбу с комбинатскими. Ложный демократизм отнюдь не означает подлинной заботы о человеке.
— Развези их по домам, — приказал Пэ в кубе водителю, пожилому грузину Шалве. — А мы тут с главным пешочком пройдемся. Перехватишь нас у аэропорта.
— Всо ясно. — Шалва махнул из кабины кепкой и увез троих: Ольгу, Толика и Гнедышева.
Папуша идет, держа, как всегда, руки по швам. Шеляденко с завидной для его возраста подвижностью часто забегает вперед, кого-то останавливая. На душе у него спокойно: работает снова в прядильном.
Накатанная потоком несущихся автомашин, блестит асфальтированная дорога. Она тянется от самой Москвы. В воздухе терпкий запах полыни и запах бензина.
— Ты знаешь, який у моий Свиточки муж? — хвастает Шеляденко. — Ни, нэ воздушный извозчик, а льотчик-испытатель.