Уходя из «Известий», Бонч-Бруевич справедливо говорил Урицкому:
— Нет разницы между открытыми оборонцами и теми, кто прикрывает свое оборончество «революционной» фразой.
Немного в стороне (левое крыло) стояла группа Мартова, называвшая себя меньшевиками-интернационалистами. Интернационализм этот был весьма относительным. Выступая против войны, они не могли указать путь к миру, так как не связывали его с уничтожением капитализма и завоеванием власти пролетариатом.
А в то же время большевики разработали конкретную программу борьбы за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую, о чем говорилось на Седьмой (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП (б), за ходом которой Урицкий внимательно следил.
В начале мая Урицкий получил два приглашения: на меньшевистскую конференцию и конференцию межрайонной организации. Сначала он пошел на конференцию меньшевиков. Выступления, выступления, выступления… Одобрение линии «революционного оборончества, одобрение вступления лидеров меньшевиков во временное коалиционное правительство». Как это все далеко от Урицкого. Он отказывается участвовать в выборах руководящего центра меньшевистской партии и выходит из состава Организационного комитета.
Другое дело — конференция межрайонцев. Совместно с Чудновским и Мануильским Урицкому удалось настоять на принятии решения о согласии по всем основным вопросам с линией большевистской партии.
10 мая на конференции межрайонцов выступил Владимир Ильич Ленин. Через несколько дней в статье «К вопросу об объединении интернационалистов» Ленин написал, что большинство ЦК нашей партии считает «чрезвычайно желательным объединение с межрайонцами», причем это «объединение желательно немедленно».
«Политические резолюции межрайонцев, — отметил Ленин, — в основном взяли правильную линию разрыва с оборонцами».
Тогда же Владимир Ильич выдвинул и конкретный план объединения этой организации с большевиками.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Прошло три месяца после Февральской революции, а коренные вопросы народной жизни — о мире, земле и хлебе — так и оставались нерешенными. Коалиционное правительство «развязало руки» притихшей было буржуазии, в армии контрреволюционное офицерство требовало «обуздать солдат». Классовые противоречия обострялись.
Урицкий вместе с Луначарским подготовили июньский номер журнала межрайонцев «Вперед». В нем было опубликовано заявление:
«Идейная группа „Вперед“, вследствие ненормального положения РСДРП, вынуждена была играть в последние годы роль маленькой отдельной фракции. В настоящее время в этом не представляется надобности. Группа „Вперед“ ликвидирует свое сепаратное существование как политическая единица…»
В том же помере журнала Урицкий выступил со статьей.
«…Русская революция, — писал он, — происшедшая вопреки ожиданиям и желаниям социал-патриотов всех стран, смешала все карты их, угрожая разрушением возводившегося ими домика упрочения современного буржуазно-империалистического государства. Свергнув царя, русский народ заявил ясно и определенно, что он желает мира „без аннексий и контрибуций и на началах свободного самоопределения народов“. Такой мир возможен только как результат революционной борьбы рабочих всех стран против империализма. Выставленное русскими рабочими требование демократического мира предполагает, таким образом, углубление и дальнейшее развитие русской революции и распространение революционного пожара на другие страны Европы…
…Не подлежит никакому сомнению, что вожаки Исполнительного комитета в лице „оборонцев“ — меньшевиков и социалистов-революционеров стремятся к „дипломатическому миру“, а не к революционной борьбе масс за него, и играют только на „революцию в Германии“, а не в других странах Европы. Эта не „пролетарская“ точка зрения уже проявилась в обращении Совета рабоч. и солд. депутатов к народам 14 марта. Еще резче она сказалась в двух воззваниях от 2 мая: „К социалистам всех стран“ и „К армии“. Первое убеждает всех прекратить мировую бойню, а второе — призывает русскую армию к наступлению. И это противоречие не случайно. Оно коренится в составе, в условиях деятельности Совета. Как я уже сказал, первую скрипку в нем играют „оборонцы“ — меньшевики и социалисты-революционеры. Но и те и другие ведут одну и ту же антиреволюционпую и антипролетарскую политику…»
Так теперь Урицкий разоблачал меньшевиков и эсеров.
В июньском и июльском номерах журнала «Вперед» Моисей Соломонович ратует за политическую самостоятельность финского народа, против чего выступали меньшевики и русская буржуазия.
Ленин в этот период нарастания пролетарской революции ярко обозначил тактику и политику рабочего класса. Журнал «Вперед» помещал на своих страницах лозунги большевиков: «Вся власть Советам», «Контроль рабочих над производством и распределением», «Вооружение народа и прежде всего рабочих», «Немедленное опубликование справедливых условий мира», «Против политики наступления», «Хлеба, мира, свободы».
В июне в Петроград прибыла «миссия», возглавляемая мистером Рутом, одним из самых яростных реакционеров среди государственных мужей Америки, а также техническая «миссия» мистера Стивенса. Очень скоро стало ясно, что задачей обеих «миссий» было выяснить, насколько возможно Соединенным Штатам использовать экономические богатства России для своих монополий, а «попутно» «противодействовать планам русских социалистов».
— Ну, Гриша, твоя задача — довести до рабочего люда смысл этих «миссий», — сказал Урицкий Чудновскому.
Вот когда пригодился «американский опыт» Чудновского и Воровского. Их лекции в цирке «Модерн» приобрели еще более точную цель — помешать коалиционному правительству разбазаривать русские богатства.
Значительным событием в жизни революционного Петрограда были выборы в районные думы. Моисей Соломонович стал гласным Выборгской, затем Нарвской районных дум. Чудновский был выдвинут по списку большевиков и межранонцов в Александро-Невскую. Урицкий стал в думе руководителем фракции большевиков и межрайонцев.
Однажды после выступления Чудновского один из «оборонцев» в думе грубо бросил ему: «Трус. Дезертир».
Для пылкого Чудновского это прозвучало, как пощечина.
— Завтра же, несмотря на освобождение от воинской повинности как гласного думы, я отправлюсь на фронт, — категорически заявил он Урицкому. Они шли по Невскому проспекту. Конец мая и начало июня в Петрограде прошли спокойно. На улицах не раздавались выстрелы, но на Невском проспекте то тут, то там стихийно возникали митинги. Вот и сейчас на импровизированной трибуне у Казанского собора благообразного вида старичок настойчиво убеждал солдат и рабочих в том, что борьба за всеобщий мир невозможна без укрепления армии.
Поправив сбившийся на сторону красный бант в петлице, старичок, напрягая голос, кричал:
— Пока силы немцев на русском фронте ослаблены — надо наступать! За нашей армией стоит мощь революционного народа!
Урицкий не успел опомниться, как рядом со старичком появилась стройная фигура Чудновского.
— Это он-то народ? — широким жестом он указал па растерявшегося старичка. — Сыновья народа гниют в окопах, гибнут за дело мировой буржуазии!
— Правильно!
— Долой войну!
Под свист и улюлюканье толпы старичок быстренько спрятался за одной из колонн.
— Завтра же подам прошение об отправке на фронт, — повторил Чудновский, когда друзья продолжили свой путь. И Урицкий понял, что его не отговорить.
Скоро «Письмо идущего на фронт» было опубликовано в «Правде». В этом письме был «весь Чудновский», как сказал Моисей Соломонович.
«Мы, революционеры, не дрожим за свою жизнь, без слов и жеста мы отдадим ее в рядах революционного народа, революционного пролетариата. Не мы дезертируем и прячемся по углам общественных и необщественных организаций. Это делают иные — из среды тех, кто с пеной у рта взывает к тюрьме и нагайке.