- А-а...
-Мам когда я вырасту, я поеду в Копенгаген. Хочешь,
тебя тоже возьму?
- Нет.
- Почему?
- Потому что тогда я буду старая и ничего не буду хотеть, - она прижалась лбом к прохладному стеклу, и ее дыхание оставляло маленький матовый кружок на голубом стекле - тающий призрачный островок.
- А старые ничего не хотят? - спросил он.
- Обычно... - сказала она. - Почти нет...
- А тебе обязательно надо быть старой? - спросил он.
- Ничего недоделаешь...
Он замолчал. Она слышала, как он усердно пыхтит и водит карандашом по бумаге. Не хотелось оборачиваться. Бог с ним, другой прикреплю, подумала она.
- Мам, мне скучно... - сказал вдруг Элька и захныкал, закапризничал.
Она вытерла глаза, обернулась к нему, быстро подошла, подняла его, порывисто обняла и стала целовать в сморщенное в капризную гримасу лицо. Он положил ей голову на плечо, и она ходила с ним по квартире, словно баюкая.
Зазвонил телефон.
- Пусти меня, пусти! - затормошил он ее. - Это папа! Папа звонит! Он обещал мне в зверинец!..
Она опустила его на пол, он подбежал к телефону.
- Але! - крикнул Элька в трубку. - Да это я, Элька! Здрасте папа. Я хочу в зверинец. Да, я дома сижу и тебя жду. Хорошо. До свидания, - он положил трубку и торжествующе посмотрел на мать. - Папа сейчас придет и возьмет меня в зверинец.
Валида молча, тихо улыбнулась, он заметил, что она грустна и сказал:
- Мам, а тебе будет скучно без меня?
- Будет, Элька, но что делать... Я тут как раз поработаю.
- Ага, поработай, - сказал он и совсем уже нерешительно, просяще произнес. - Хочешь с нами пойти?
- Нет, - сказала она и улыбнулась. - Не бойся за меня, я не буду скучать. Поработаю.
- Ладно, - сказал он и смешно по-взрослому вздохнул.
Она рассмеялась .
-Ну, давай одеваться, - сказала Валида. - А то приедет папа, а ты еще не готов.
Он стал деловито одеваться, выбирая все лучшее - новенький костюмчик, ботиночки, новый красный берет с пушистым помпоном - подарок отца. Элька сиял.
- Мам, а где мои носочки, которые пушистые?
Она подала ему носки.
- Мам, - то и дело радостно говорил он, одеваясь. - Знаешь, кого из зверей я больше всего люблю?
- Льва, - говорила она, помогая ему одеваться. - Или тигра.
- Нет, ослика.
- Ослика? - удивилась она. - Почему ослика?
- Он такой маленький, его жалко.
- Осторожнее, порвешь рукав. Не торопись.
- Мам, а еще знаешь кого? Угадай!
- Ну... Не знаю... Обезьяну.
- Нет. Еще ослика сына.
- Детеныша.
- Да. Детеныша.
- Но это же все равно ослик.
- Нет. Ослик большой, но маленький, а детеныш маленький и маленький...
Через несколько минут с улицы послышался долгий знакомый сигнал. Элька тут же выбежал на балкон:
- Папа! - крикнул он вниз. - Я сейчас! Одеваюсь, - и влетел в комнату. Мам, давай быстрей...
Когда кончили одеваться, она взяла его за руку, чтобы спуститься с ним вниз, открыла дверь.
- Папа - засиял Элька.
- Здравствуй, Элька, - сказал папа, - Здравствуй, Валида, - тихо сказал он, и Эльке показалось, что папа вдруг охрип.
- Здравствуй, - равнодушным голосом ответила Валида. Элька, задрав голову, зорко следил за ними. Возникла неловкая пауза. Элька почувствовал, что папа хочет еще сказать, но что-то ему мешает, и он стесняется, и Эльке вдруг очень захотелось, чтобы папа сказал, вспомнил бы и сказал эти слова, и Элька даже сморщился весь от напряжения, будто вспоминая за папу, помогая ему. А если он вспомнит и скажет еще что-то, может, у мамы не будет такое скучное, равнодушное лицо, от которого Эльке делалось холодно, и он чувствовал себя одиноким, несмотря даже на то, что рядом с ним стоял папа, что бывало в последнее время все реже и реже. Но папа ничего не вспомнил, не сказал, вернее, он сказал, когда молчание стало уже таким ощутимым, и тяжелым., что не только они, взрослые, но и мальчик ощутил его у себя на плечах, когда надо было чем-то оборвать его, но сказал совсем не похожее на то что хотел помочь ему отыскать Элька.
- Ну, мы пошли, - сказал папа и улыбнулся в пространство между Элькой и мамой - чуть ниже мамы и немного выше Эльки.
- Пожалуйста, не покупай ребенку мороженого, - сухо, назидательно произнесла мама, и Элька всей спиной, затылком, ушами ощутил ее голос, поежился и почувствовал, себя- бесконечно .одиноким.- Элька, не проси мороженого, - сказала Валида. - У тебя горло опухнет, как в прошлый раз. И постарайтесь быть вовремя, к ужину.
Элька теперь стоял ближе к папе, держась за его большой палец, и, обернувшись на последние слова мамы, от которых ему становилось все холодней и безнадежней, заметил, что теперь мама смотрела куда-то между ним и папой намного выше него и немного ниже папиного лица. "Все-таки ближе к папе", заметил про себя Элька. Они словно боялись взглянуть друг другу в лицо.
- Не беспокойся, - сказал вдруг папа таким хорошим голосом, что Элька сразу почувствовал, что у него есть и папа, и мама. только они пока не живут вместе, все втроем, но. наверное, это так надо, и скоро все поправится, и они заживут, как прежде; он перестал чувствовать себя одиноким и крепко сжал теплый папин палец.
- Я вовремя приведу его, - сказал еще папа. И тут кажется, снова начал лихорадочно искать те слова, у него даже немного вспотел палец, за который держался Элька. Но из паузы, не выплыло папиного, слова, несмотря на то, что папа его очень искал, а всплыло, словно льдинка, брошенная в воду мамино:
- Ладно, - уронила она льдинку - бульк в воду и бесшумно всплыла.
Захлопнулась дверь, звякнула цепочка, и стало, тихо. Папа с Элькой некоторое время смотрели на незрячий глазок в двери, холодно и строго поблескивающий на них. Потом медленно начали спускаться по лестнице. Элька вытер руку о папин пиджак и схватился за другой палец, потому что прежний был потным. Наверху у соседей с шумом распахнулась дверь, донесся смех, и кто-то стал спускаться. Папа заторопился вдруг, взял Эльку на руки и быстро вышел на улицу.
Валида вернулась в комнату, села на стул, вытянув ноги на другой, и долго смотрела на маленького карандашного ослика в уголке ватмана. Ослик улыбался и был немного похож на; собаку и немножко на гуся c четырьмя лапами-, но она знал а, что это ослик.
Зазвонил телефон. Не хотелось вставать, она немного помедлила, слушая его тихий подрагивающий звук. На четвертом звонке поднялась, сняла трубку. Звонила соседка из дома напротив, подруга Валиды.
- Слышь старуха, ты чем занята?
- Ничем, - сказала Валида
- Не работаешь?
- Нет, отдыхаю убаюкивая в безделье свой утомленный вычислениями мозг.
- Молоток хозяйка. Я тогда нагряну. Мой супружник озверел, курить не дает в доме. У него аллергия. Элька что де лает?
- Ушел в зоопарк.
- Что? - удивился голос в трубке, догадался. - А-а... С ним?
- Да.
-Заходил, значит.
- Ага.
- Ладно, старушка. Сейчас беру сигареты и к тебе.
- Давай, - сказала Валида. Положила трубку. Обрадовалась звонку. Он как-то естественно и небольно выбил ее из колеи скуки и грусти, становившихся все глубже и шире, превращаясь в хандру и печаль. Она подошла к зеркалу, поправила волосы провела кончиком пальца по лицу, по губам, окинула взглядом свое чуть пополневшее, но все еще ладное тело, хорошо угадывавшееся под халатом. "Для чего? Кому? Так просто?.. Нет, противно. Жить надо, жить... Упустишь молодость, дурочка, вишенка, пышка. Мужчины. Мужчина. Му-ужчи-наа-а... Слово-то какое. Странное. Пахнет странно... Самодовольное. Мужчина. Гм... Зачем?.. Нет, природа явно не досмотрела, создавая меня. Мало природы, жизни мало. Да, ну бог с ней. Я хорошо живу. У меня Элька. Сын. Умный. Вырастет тоже мужчина будет. Женится. А я буду старенькая. Старенькая старуха. И, наверное, забуду тогда, что и у меня был мужчина, муж, забуду его любовь, ласки, нежность, ссоры, обиды, радости... Нет, нет, хватит! А впрочем так мало надо человеку - быть молодым и здоровым. Быть молодым и не быть старым. А у меня, кроме этого, еще и сын. Чего же мне не хватает?.. Любви? Что это такое? Постель мужчины? Или, может, это - вечные ссоры и обиды, недолгие дни примирения, напряженное ожидание взрыва новой ссоры, скандала по, пустякам между, двумя надоевшими друг другу, мучающими друг друга людьми? Жить так это любовь?.. Все ссорятся. Все нервничают.