Со Светланой у Валечки были прекрасные отношения, и девочка быстро полюбила её. Когда Сталин умер и на кунцевской даче начались прощания, в которых позволено было участвовать обслуживающему персоналу, Валечка грохнулась на колени возле дивана, на котором он лежал, упала головой на грудь и в голос заплакала, как плачут только женщины, хоронящие своих мужей. Она долго не могла остановиться и голосила, рядом находились члены Политбюро и члены семьи — никто не мешал ей проститься, зная или догадываясь, кем на самом деле она ему приходилась.
С Валентиной Истоминой Светлана неоднократно встречалась и после смерти отца, и обе женщины, каждая по-своему, вспоминали годы, с ним или возле него прожитые… Была ли у Валечки Истоминой на кунцевской даче вторая роль, Светлана из деликатности умолчала, не желая выставлять напоказ интимную жизнь отца.
Благодаря папиным заботам, Светлана Сталина продолжила жить в Зазеркалье, но это была уже вторая жизнь — Зазеркалье без мамы.
Вплоть до начала войны она жила школой, уроками, книгами и пионерскими обязанностями в крошечном мире, огороженном кремлёвской стеной, вне которого гремели войны и один за другим шли политические процессы, заливавшие страну потоками крови. Светлана от всего была далека. В Зазеркалье текла иная жизнь…
Света приходила из школы домой и садилась за уроки. Ей осталась в наследство огромная библиотека, находящаяся в комнатах отца, которую начала собирать её мама. Переехав в Кунцево, Сталин оставил библиотеку нетронутой, и кроме Светы в неё никто не заглядывал. Васю книги не интересовали.
Самой главной заслугой Надежды Аллилуевой в воспитании дочери было то, что она успела привить ей желание учиться. У пяти летней девочки были учительницы по русскому и немецкому языкам. Она привыкла к самостоятельному выполнению домашних заданий, зная, что последует мамин строгий контроль. В возрасте шести с половиной лет Светлана уже писала и читала по-русски и по-немецки, писала нотные диктанты, рисовала, лепила, клеила. Образовательная машина, запущенная мамой, не остановилась после её смерти — умение учиться осталось у Светланы на всю жизнь.
Школьных подруг, к которым она могла бы самостоятельно ходить в гости или которые могли бы запросто её посещать, у неё не было, как и не было в тридцатые годы соблазнов и открытий, перевернувших мир и занимающих у подростков всё свободное время: мобильного телефона, телевидения и Интернета.
Отец старался подобрать ей школьных подруг, и внучки Максима Горького Марфа и Даша казались ему идеальными девочками. Марфа, старшая внучка, была ровесницей Светы, и Сталин специально захватил с собой дочь, желая подружить девочек, когда в 1934 году поехал на дачу к Горькому в Горки. Девочки учились в одном классе, сидели за одной партой, Марфа ездила с ней летом на дачу и в Сочи. Светлана была отличницей. Марфа, как и положено красавице, училась плохо, хватала двойки и тройки, и Света ей помогала.
Отдалились они после окончания школы. Немалую роль в размолвке сыграло замужество Марфы, вышедшей за Серго Берию, с которым Светлана была дружна. Такое бывает часто со школьными друзьями. Когда они подрастают и обзаводятся семьями, по разным причинам (профессиональные интересы также играют немалую роль) друзья и привязанности меняются. Но в школьные годы у Светы других вариантов не было. Даже если бы ей захотелось подружиться с другими девочками, то в Зазеркалье посторонние не допускались — охранники, следовавшие за ней повсюду, отпугивали потен-и пильных друзей и подруг, которые с «чёрного хода» могли (H.I проникнуть в семейный круг Сталина.
Распорядок дня Светланы во время учебного года: школа, Кремль, уроки, домашняя библиотека, школа. Никаких Дворцов пионеров и спортивных секций.
Вот так до начала переходного возраста протекала без мамы жизнь Светланы Сталиной.
Её домашний мир состоял из двух комнат и двух письменных столов: за одним, в своей комнате, она делала уроки; in другим — в соседней комнате, няня шила или читала. Одна в квартире Светлана не оставалась. Помимо няни там постоянно находилась прислуга.
Когда в 1934 году строительство «ближней дачи» было завершено, Сталин установил порядок: ночевать на даче, но перед отъездом ежевечерне бывать в кремлёвской квартире, обедать и проводить время с дочерью. Приходил он не один, а с членами ближайшего партийного окружения, которых приглашал на обед, — одиночество его тяготило, и он любил застолья с долгими разговорами. Проходя по коридору мимо комнаты дочери ещё в пальто, он зычно звал её к обеденному столу: «Хозяйка!».
Светлана ждала этого часа (он наступал около семи вечера), бросала уроки и неслась к отцу в столовую, где в ожидании него уже был сервирован стол, обычно на восемь персон. Она занимала привычное место справа от отца и сидела так часа два молча, с умным видом, слушая взрослые разговоры, которых не понимала, но в которых как бы участвовала, присутствуя возле отца.
Иногда, заходя в квартиру, отец говорил ей: «Ну, хозяйка, угощай. Гости пришли». Она стремительно убегала на кухню, чувствуя важность своей персоны, давала указания повару и подавальщице, а Сталин, веселясь, рассказывал тем временем гостям о своей забаве: «Когда она на меня рассердится, то укоряет: «Пойду на кухню, пожалуюсь на тебя повару». А я ей отвечаю: «Да уж пожалей меня, не жалуйся, мне ведь это так просто не пройдёт!».[27] И тогда она ещё настойчивее говорила, что скажет повару, если с ней плохо будут обращаться.
В конце застолья отец обязательно уделял внимание дочери и спрашивал об оценках, а так как, в отличие от Васи, перебивавшегося с тройки на тройку и имевшего много нареканий, она была прилежной ученицей, отличницей (оценки в школах тогда не завышались и дети получали то, что заслуживали), то Сталин хвалил её. Гости поддерживали его, и счастливый отец отправлял её спать в хорошем настроении.
Ну, чем не отцовская королева! По воспоминаниям Хрущёва, ставшего вхожим в дом Сталина с середины тридцатых годов, Светланка выглядела в те годы как нарядная куколка и внешне была похожа на мать, которую он хорошо знал: такие же тёмно-каштановые волосы и веснушчатое лицо.
Удивительно, в этой же квартире вместе со Светланой жили (или должны были жить) Вася и, в одной комнате с ним, Артём, приёмный сын Сталина. Но нигде, ни в мемуарах Светланы, ни в воспоминаниях Хрущёва, не сказано, что отец также приглашал их к застолью с членами Политбюро и ходил с мальчиками в театр или в кино… Им от отцовской любви, похоже, доставались лишь крохи.
Перед уходом (когда была выстроена ближняя дача), уже в пальто, Сталин обязательно заходил в комнату дочери и на прощание целовал её. Светлана засыпала в любви, осыпанная отцовскими поцелуями, не чувствуя себя чем-либо обделённой. Через десять лет после смерти отца она вспоминала своё детство: «Он любил целовать меня, и я не забуду этой ласки никогда. Это была чисто грузинская, горячая нежность к детям».
Но здесь я не могу с ней согласиться. Нежность к детям в характере многих народов — я наблюдал её в пёстрой по расам и национальностям Америке, которую люблю так же, как и I ри другие мои родины: Россию, Украину и Израиль. Наверно, если бы довелось мне ещё где-либо жить, то любил бы и и и страны и народы, и единственное, чего категорически не носпринимаю никогда и нигде — расизма и ксенофобии.
Иосиф Сталин был совершенно спокоен, уезжая ночевать на дачу, тем более что Светлана никогда не оставалась в квартире одна, а с няней или воспитательницей, защищённая кремлёвской стеной, непреодолимой для лихих людей, дома и в школе охраняемая НКВД. Она ничем не обременяла отца и не отвлекала от государственных дел и классовой борьбы. Золотой ребёнок! Любимица всех близких друзей отца: дяди Берии, дяди Ворошилова, дяди Микояна, дяди Молотова, дяди Кагановича и дяди Хрущёва! Были ещё дядя Орджоникидзе и дядя Киров, быстро исчезнувшие, которых она любила, потому что папа Сталин их тоже очень любил. Сохранилось даже фото: Светланка, папа Сталин и дядя Киров…