После консультаций со швейцарскими официальными лицами Джайпал отправился в Москву, чтобы еще раз подтвердить, что Индия была непричастна к отъезду Светланы. В это время индийские коммунистические и другие газеты выдвинули обвинение, что Светлана была «похищена» американскими агентами против ее воли и при молчаливом согласии индийских властей. Джайпал пробыл в Москве три дня; он передал имевшуюся у него информацию индийскому послу Кевалу Сингху, чтобы он сообщил русским подробности бегства Светланы. Джайпал вернулся в Дели из Москвы, где представитель индийского правительства подтвердил, что оно не отказывало Светлане в просьбе остаться в Индии и даже не знало, что она хотела остаться. Пошла бы она на подобный риск, зная, что это приведет к ухудшению взаимоотношений индийского правительства с советскими властями?
Чего действительно индийское правительство не приняло во внимание, был тот факт, что Светлана во время ее пребывания в Аллахабаде говорила всем и каждому со свойственной ей искренностью и упорством, что она сыта Москвой, особенно безапелляционным отношением премьера Косыгина, и отчаянно хотела остаться в Индии, которую искренне полюбила. Так говорила ли она о своем желании остаться в Индии или нет? Это противоречие в заявлении позволяло парламентской оппозиции в Дели задать вопрос министерству иностранных дел, не лжет ли оно?
Еще 19 марта она не знала о том, что предпримет дальше. 23-го числа Светлана послала из Швейцарии написанное от руки письмо давнему другу Бриджеша Сингха индийскому социалистическому политику Рам Манохар Лохии, которое он предал гласности 4 апреля. Швейцария разрешила ей писать по любому адресу и в любое время, но ее почта проходила через Федеральный политический департамент в Берне. Офис в Берне играл роль «почтового ящика» для Светланы, который не ограничивал объем ее корреспонденции и не подвергал ее цензуре. Ее письмо было вложено в конверт и отправлено в Нью-Дели.
Светлана написала его под влиянием появившихся в швейцарской прессе сообщений из Индии, что индийское правительство не знало о ее желаниях. 21 марта министр иностранных дел М. Чагла заявил в парламенте в Нью-Дели, что «она никогда и никому не говорила во время ее пребывания в нашей стране, что желает остаться в Индии». Его заявление поддержал министр торговли Динеш Сингх. Доктор Лохиа обвинил правительственных чиновников и индийское правительство в трусости и лжи. Светлана познакомилась с результатами парламентских дебатов по этому вопросу, когда находилась в католическом приюте близ Фрибура. Она была глубоко возмущена лицемерием индийских официальных лиц. Вот текст ее письма.
23 марта, 1967 года
Швейцария.
«Дорогой доктор Лохиа!
Мне стало известно здесь из газет, что Вы, действительно, сражались за меня в парламенте. Благодарю Вас за ваше доброе сердце, за Ваши добрые слова обо мне и о моем муже. Я познакомилась с заявлением господина Чагла в парламенте. Поскольку Вы проявили заинтересованность в моем вопросе, я хотела бы сообщить Вам некоторые правдивые факты. К сожалению, теперь я вижу, как каждое мое слово или поступок могут быть обращены против меня, и иногда люди просто лгут.
Да, состоялась частная беседа между мной и Динешем Сингхом в январе в Калаканкаре, во время которой обсуждалась возможность остаться мне в Индии до конца моей жизни. Я спросила его, могу ли обратиться с такой просьбой к премьер-министру. Динеш знал о моих чувствах к покойному мужу, к Калаканкару и Индии. Для него не было неожиданностью, что я пожелала остаться в Индии. Но он сказал мне, что, по его мнению, это будет невозможно по причине неизбежного сильнейшего противодействия со стороны советского правительства.