— Кем же хочет быть Славка?
Светлана чувствовала, как трудно ему опять стало говорить, и ободряюще сжала его плечо:
— Славик сказал: «Я буду трижды Покрышкин!»
— Что ж, хорошо сказал! Знает, по кому равняться, хорошую себе выбрал профессию... Только не быть Славке летчиком, и героем ему не быть!
— Почему не быть? — обиженно прозвучало из передней,
— Да какой же из тебя летчик? Летчики ничего не боятся, а ты родного отца боишься!
— Я не боюсь! Я только испугался!
— Точно! А по-твоему, Покрышкин испугался когда-нибудь, хоть раз в жизни?.. Ладно, что ж делать! Родные дети меня такого не хотят, возьму и усыновлю вот эту чужую девочку. Она меня жалеет и любит.
— Какая же это чужая девочка? — сказала Оля. — Ведь это наша Светлана!
— Так вы не возражаете? Можно Светлану усыновлять?
— Усыновляй, — сказал Славик.
— Мы ее любим, она хорошая, — прибавила Оля.
— Значит, мне Светлану усыновлять, а вам я совсем не нужен?
— Нужен! — ответил Славик. — Нас тоже усыновляй.
Ребята все еще стояли в передней, не переступая порога. Наталья Николаевна, молча сидевшая на диване, поманила их и показала на кресло у окна.
Оля и Славик вошли, осторожно ступая, и остановились, обогнув кресло справа и слева.
Отец услышал их легкие шаги и закрыл руками лицо.
Оля робко сказала:
— Папа! — и потянула к себе его руки.
Он поднял голову:
— Ребята! Неужели не узнаете меня совсем?
— Узнаем! — сказала Оля, прижимаясь щекой к его лбу.
Славик забрался к отцу на колени и провел ладонью по его щеке:
— Папа, тебе было очень больно?
— Больно, Славик, если вы разлюбили меня теперь. А это что за боль!..
— Мы не разлюбили!
Наталья Николаевна и Светлана переглянулись и вышли из кабинета.
Класс — это парты в три ряда. За каждой партой, локоть к локтю, сидят девочки — твои товарищи. Класс — это школьная доска, у которой стоишь отвечая. Класс — это учитель за столом. Учитель рассказывает — его слушают. Учитель спрашивает — ему отвечают.
И вдруг класс как будто повернулся на сто восемьдесят градусов. За партой сидят маленькие девочки и смотрят на тебя с ожиданием. А ты, большая, стоишь за столом учителя. Должно быть, так будет на первых уроках в школе. Маленькие первоклассницы будут робко смотреть на свою учительницу, а учительница, скрывая робость, будет смотреть на учениц.
Пока это еще не урок, это только первый отрядный сбор... Но все равно страшно!
К тому же перед Светланой не застенчивые малыши, а боевые четвероклассницы. Нет робости в их глазах — только любопытство и ожидание.
За несколько часов до сбора, на большой перемене, Светлана, бледная и расстроенная, прибежала в комитет комсомола:
— Девочки, а это ничего, что я только в седьмом классе? Честное слово, ничего?
— Светлана, ты опять? — строго сказала Алла, вставая из-за стола и подходя к подруге.
Нет, не к подруге! Никаких скидок на дружбу! В этой комнате Алла — секретарь комитета, а не подруга!
Алла говорила коротко, властно и безжалостно (принимая во внимание, что в комнате были и другие девочки, мало знакомые). Она сказала как раз то, что было нужно для пользы дела.
Светлана немножко обиделась, немножко успокоилась... Перед этим ей было холодно; после разговора с Аллой стало жарко. Утром, на первых уроках, от волнения при мысли о сборе Светлана не только сама не могла бы ответить — она даже не слушала, как отвечали другие.
А после большой перемены Светлану вдруг вызвал Иван Иванович. Она взяла себя в руки и сумела решить задачу. Еще один урок промелькнул с необычайной быстротой, и вот — сбор! Впрочем, этот первый сбор еще не ответственный. Вместе со Светланой в класс вошла Вера Грекова, десятиклассница, — она была вожатой в прошлом году.
В каждом классе есть девочки, которые кажутся взрослее своих подруг и по внешности и по манерам. Вера такая. Даже форменное коричневое платье сидит на ней как-то особенно изящно. Светлана, любуясь десятиклассницей, надеясь на нее, не могла не чувствовать себя рядом с ней жалкой пигалицей.
Вера представила:
— Вот, девочки, ваша новая вожатая, Светлана Соколова.
Глаза! Глаза! С каждой парты за каждым твоим движением следят любопытные блестящие глаза! И вдруг случилось непредвиденное. Девочка, сидевшая ближе всех, жалобно сказала:
— Верочка, не уходи от нас!
А вслед за ней и другие стали просить:
— Верочка, останься у нас, не уходи!
Они вскочили со своих мест, они облепили вожатую, они умоляли со слезами:
— Верочка, мы тебя, тебя хотим! Не уходи!
Светлана стояла, окаменев от унижения, не зная, куда девать руки и ноги, что делать со своим лицом.
Вошла учительница, восстановила порядок. Девочки снова вернулись за парты. Учительница села сзади, Светлана — в другом, дальнем углу. Здесь можно было немножко успокоиться, отдохнуть от взглядов, приложить холодные пальцы к горячим щекам и постараться наконец начать слушать, что говорит девочкам Вера.
Светлана сама просила дать ей именно этот класс, четвертый «Г». В нем прежде училась Оля Рогачева.
Вот уже больше года, как Оля и Славик уехали из детского дома и жили теперь с отцом.
Светлана бывала у них часто. Можно будет рассказывать Оле про ее подруг.
Четвертому «Г» не повезло: до ноября, а может быть, и до нового года будут заниматься во вторую смену. А все седьмые — в первую.
Приготовив уроки, Светлана опять бежала в школу, к своим маленьким друзьям, то есть будущим друзьям. Ведь дружба не приходит в один день. Довольно-таки сложное дело — приобрести сразу, так сказать, оптом, больше тридцати друзей. Во-первых, как можно их взять и полюбить всех, когда одни нравятся, а другие нет?
Светлана всегда была резка в своих симпатиях и антипатиях... Но разве могут быть несимпатичны дети? Да, могут! Светлана сама не ожидала, что так остро почувствует это и так быстро.
Класс был не сильный, успеваемость неважная, в особенности в первую четверть.
— Ну, как дела? — с тревогой спрашивала Светлана Машу Морозову, которую на первом сборе единогласно выбрали председателем совета отряда.
Вот Маша — прелесть. Девочка с картинки, идеал школьницы. Тетради, книги без единого пятнышка. Черные крылышки фартука стоят, как крылья бабочки. А глаза у Маши как прозрачные озера, в которых все видно, до самого дна. Маша обеспокоенно сообщала:
— У Королевой опять двойка!
— По какому предмету?
Если бы по одному предмету, было бы проще и понятнее, но Рита Королева умудрялась хватать двойки и по арифметике, и по русскому, и по географии.
Неспособная? Кто ее знает! Или просто ленится?
Белолицая, малоподвижная, слишком полная для девочки в одиннадцать лет, Рита всегда казалась или заспанной или невыспавшейся.
— Ты почему двойку получила? — спрашивала Светлана.
— Плохо отвечала.
— Почему плохо отвечала?
— Не выучила.
— Ты когда уроки учишь? С утра?
— Нет, утром я не успеваю.
— Как так — не успеваешь? Ты когда встаешь?
— Встаю в одиннадцать часов.
— Зачем же так поздно?
— Мне спать хочется.
— А ложишься когда?
— Часов в двенадцать.
— Ложись раньше. Разве можно в двенадцать!
— Так мне же нужно уроки учить!
Вот и разговаривай с ней о режиме дня! Все-таки поговорили. Обещала вставать в восемь, ложиться в десять, уроки готовить с утра.
Но двойки продолжаются.
— Рита, как режим дня?
— Соблюдаю!
— Светлана, — сказала Маша, — по-моему, она нас обманывает!
Как же быть? Показать, что не веришь ей, прийти проверять?
— Машенька, знаешь что? Ты зайди к ней завтра с утра. Ведь Рита в редколлегии. Поговори с ней об отрядной газете, может быть, вместе напишете заметку, вот вам и тема: «Домашние задания». А кстати посмотришь, как она готовит уроки.