И мальчик и девочка сразу запомнились, будто против их имен и фамилий записано в невидимой памятной книжке:
«Павлик Сизов — «необычный» талант. Милочка Петрова — манная каша».
В каждом лагере свои традиции. Иногда даже старшего вожатого называют просто по имени и на «ты». В других лагерях не только к старшему, но и к отрядным «вожатикам» обращаются по имени и отчеству.
Светлане повезло или не повезло, сказать еще трудно. Старший вожатый, который еще на семинаре был просто Толей, на родительском собрании превратился в Анатолия Николаевича, что к нему ужасно не идет. Еще меньше подходит Светлане «Александровна», но что поделаешь — и родителям и ребятам ее представили так. Придется привыкать. Может быть, это не так плохо: если бы называли просто Светланой, конечно, все поголовно принимали бы ее за пионерку.
Утро вначале было солнечное. Светлана оделась совсем по-весеннему: белая юбка, белая кофточка и тапочки, тоже белые.
Оказалось — холодный ветер, то и дело набегают из-за высоких домов быстрые тучи, угрожая дождем.
Не хотелось распаковывать чемодан, где лежала жакетка.
Светлана решила переспорить погоду и отправила чемодан с грузовиком, который увозил детские вещи.
Ребят повезут поездом, на вокзал ехать не нужно: завод на окраине города, до ближайшей железнодорожной станции идти пять-шесть минут.
Небольшая серая, растрепанная туча промчалась прямо над головой, разбрызгала холодный дождь, скрылась за домами.
Ребят увели в помещение завкома. Неизвестно откуда появился баянист. Нужно поскорее наладить игры и танцы, успокоить родителей, что дети сухие. Попутно внушить родителям, чтобы они и впредь не беспокоились о сыновьях и дочках, не приезжали слишком часто — сыновья и дочки будут обо всем писать.
Родители должны поверить в вожатого. А родители — народ неугомонный; они толпой заполняют двор, приходится взывать к их сознательности, просить раздвинуться — не хватает места, чтобы построить ребят, все пять отрядов.
Светланин отряд — пятый — малыши, и мальчики и девочки.
Она сама просила дать ей маленьких. Пускай будут такие же, как ее будущие ученики, пускай это будет как бы репетиция...
Пять линеечек выстраиваются перед знаменем дружины. К пятому отряду Светлана уже чувствует особую нежность.
— А ты не простудишься, деточка? — говорит чья-то бабушка, закутанная в платок.
Светлана быстро оборачивается:
— Нет, нет, вы не беспокойтесь, они не простудятся! Дождя уже не будет. Видите, даже солнце выглянуло!
Бабушка улыбается Светлане всеми своими морщинками:
— Я не про них говорю, а про тебя, товарищ вожатая. Они-то в польтах все!
Другие бабушки и мамы начинают волноваться:
— Уж уводили бы ребят поскорее: того и гляди, опять дождь соберется!
Как же они не понимают, что нельзя идти, не пересчитав всех ребят: ведь мы же не знаем их еще в лицо... Так и есть, кого-то не хватает!..
Ага, вот они, запоздалые: Милочка (манная каша!) и Павлик («необычный» талант). Почему-то задержались в завкоме и преспокойно, ни чуточки не торопясь, выходят во двор со своими мамами.
То есть это мамы выходят преспокойно. Милочке и Павлику, разумеется, кажется, что все уже кончено, что в лагерь уехали без них.
Пока дошли до станции, все-таки опять начал накрапывать дождь, правда очень мелкий.
Ребята растянулись длинной колонной, красное знамя и барабанщики впереди. На улицах все прохожие оборачиваются и с улыбкой смотрят им вслед. Вот и лето началось — пионеры в лагерь поехали!
У переезда ребят заторопили: скорый поезд из Москвы должен пройти, нужно быстренько через переезд, вслед за ним пойдет наша электричка.
— Поторопитесь, товарищи, — предупреждают железнодорожники у шлагбаума.
— Ребята, ребята, подтягивайтесь, не отставайте! — говорит начальник лагеря.
Вожатые забегают в хвост колонны:
— Побыстрее шагайте, ребята!
Когда так много ребят около станции, как-то тревожно на них смотреть...
Опять совершенно посторонние люди с участием и волнением следят за колонной пионеров.
Семафор открыт.
— Скорей, скорей! — торопят железнодорожники. Два мальчугана из пятого отряда переходят линию. Один из них оборачивается к товарищу и говорит гордо и в то же время растроганно:
— Как все за нас беспокоятся!
Весь поезд был пионерский. Из каждого окна — смех и песни. Казалось, что все московские школьники надумали выехать в лагерь именно в этот день.
Среди этих шумных вагонов один вагон подошел к станции пустой, по специальному заказу, — наш!
Когда поезд тронулся, опять стали пересчитывать ребят. Старший вожатый шел вдоль вагона и считал тех, кто сидел на скамейках слева, а Светлана считала тех, кто сидел справа.
— Толя, у меня семьдесят два.
— А у меня семьдесят четыре. Так. Проверим.
Когда прошли в обратном направлении, оказалось: у Светланы семьдесят один, а у Толи семьдесят пять.
— Проверим еще раз! — озабоченно сказал старший вожатый.
— Толя, они пересаживаются! — вдруг засмеялась Светлана, дойдя до середины вагона.
Ребята, опьяненные воздухом, весной, зеленым простором, бегущим навстречу поезду, разумеется, не могли сидеть смирно. Они вставали, подходили к окнам, пересаживались с места на место.
С учетом всех этих мелких внутривагонных перемещений итог получился наконец правильный: сто сорок шесть человек — не больше и не меньше, чем требуется.
Вожатые успокоились.
Но спокойствие только относительное. Не может быть абсолютного спокойствия при наличии ста сорока шести ребят в вагоне.
Сто сорок шесть ребят входят наконец в ворота лагеря — сто сорок шесть поводов для беспокойства.
Ведь это только первый день. Вожатые не знают ребят, ребята не знают вожатых, и очень немногие знают друг друга. Они даже поют еще неслаженно и нестройно.
Когда выстраиваются на линейке перед подъемом флага, маленький мальчуган, несмотря на торжественность минуты, вдруг наклоняется и срывает одуванчик.
— Светлана Александровна, — спрашивает Милочка, — а мы пойдем сегодня в лес?
Между линейкой и обедом осталось еще полчаса. Все сто сорок шесть ребят в движении.
Кто-то висит на трапеции головой вниз... Кто-то подбрасывает мяч, и мяч скачет по волейбольной площадке, отчетливо выговаривая: пам! пам! пам!
Четыре девочки, отойдя в сторонку, разучивают танец. Им хочется выступать на открытии лагеря, и они уже начали готовиться. Другие посыпают дорожки песком. Носилок нет. Песок несут в табуретке, перевернутой ножками кверху. Мальчики роют ямки перед маленькой деревянной эстрадой: сюда посадят потом елочки, будет очень красиво.
— Анатолий Николаевич, лопат не хватает!
— Ой, мама! — раздается неожиданный вопль. Пищат девочки, мирно плясавшие за минуту до этого.
Из-за кустов в них летят еловые шишки.
Светлана заходит в кусты. Два мальчика притаились там.
Они из пятого отряда — постарше других и побойчее.
— Ребята, что вы здесь делаете?
У мальчика, который стоит перед Светланой, лукавые и предприимчивые глаза. С такими глазами нельзя не озорничать. Воспитывать этого парня, видимо, нужно по рецепту известной нянечки, которая говорила своим питомцам так: «Пойди посмотри, что делает твой младший брат, и скажи ему, что этого нельзя делать!»
— Коля, зачем вы сюда спрятались?
Мальчуган отвечает с довольным видом:
— Мы девок доводим!
Светлана — ледяным тоном:
— Не понимаю, что ты говоришь. Что такое «девки» и что такое «доводить»?
Мальчуган теряет свою самоуверенность:
— Ну... девочек дразним!
— А у нас в лагере никого никому дразнить не разрешается. Видишь, девочки готовятся к выступлению, танец разучивают. А наш отряд что будет делать! Стихи читать умеешь?