— Сколько же он поставил?
— Он у себя в книжечке, я не видела.
— Ну ведь не двойку же? Да ты, Галочка, не огорчайся так: исправишь.
Гале стало совестно, что мама беспокоится из-за предполагаемой двойки, и она сказала с тяжёлым вздохом:
— Да я не потому.
Мама и папа переглянулись. Потом папа взял газету, а мама стала убирать посуду в буфет.
А Галя ходила от окна к окну и пощипывала узкие зелёные листья у пальмочек — даже оторвала один; мама и папа сделали вид, что ничего не заметили. Потом Галя остановилась посредине комнаты и проговорила совсем трагическим голосом:
— Ну вот, скажите: если я знаю, что кто-то делает что-то нехорошее, нужно сказать или нет?
Папа сейчас же отложил газету, а мама закрыла буфет.
Папа спросил:
— Кому сказать?
— Ну… учителям!
— Может быть, сначала постараться, чтобы этот человек сам перестал делать нехорошее? — осторожно сказал папа.
— Меня не послушает. Скрывается от меня и от всех. Убегает. Видела его вчера и сегодня только в раздевалке. Сегодня, как только я вошла, вышел и ушёл с Аней-Валей! По-моему, даже подозревает меня уже и ненавидит!
— Кто ушёл с Аней-Валей? Кто ненавидит? — в один голос спросили папа и мама.
— Этот человек.
— Ты бы рассказала, Галочка, всё, — посоветовал папа. — А то мы с мамой ровнёшенько ничего не понимаем.
Галя спросила:
— Даёте слово, что никому никогда про этого человека не расскажете без моего разрешения?
На этот раз папа и мама ответили невпопад.
Мама сказала:
— Даю.
— Я такого слова не даю, — сказал папа.
— Почему не даёшь?
— Потому что, раз слово дал, полагается его держать, а может быть, окажется, что этот человек — разбойник или вредитель какой-нибудь, тогда я сразу иду к телефону и набираю «0–2». А что мама будет делать со своим честным словом?
— Я сказала не вообще, а без моего разрешения.
— А вдруг ты разбойника пожалеешь и не разрешишь?
— Это не разбойник, а девочка.
— Девочки тоже иногда бывают порядочные разбойницы… А ну-ка, Галочка, — папа пересел с кресла на диван и по дороге прихватил с собой Галю, — сядем мы с тобой рядком да поговорим ладком… Рассказывай про свою разбойницу.
Теперь Галя сидела между папой и мамой и видела совсем близко их внимательные глаза. Галя подумала, как страшно важно для папы и мамы всё, что её занимает и волнует, и как хорошо, когда можно всё, что тебя занимает и волнует, кому-нибудь рассказать! И не нужно никаких особых честных слов, потому что у папы и мамы все слова честные.
Потом Галя подумала о Светлане, что некому ей рассказать про свои обиды и огорчения и никому про её огорчения неинтересно слушать.
У Гали затряслись губы и поехали вниз…
Когда она кончила рассказывать, папа спросил, вставая:
— Где этот детский дом?
Галя тоже вскочила с дивана:
— Папа, ты что хочешь делать? Ты хочешь туда идти?
— Для начала хочу позвонить по телефону. Даёшь разрешение?
— Папа, если ей что-нибудь будет из-за меня!..
— Честное, благородное слово, Галочка, я буду говорить так, как будто та разбойница — моя собственная разбойница!
— Ну, тогда звони.
— По-моему, лучше не по телефону, — сказала мама.
— Так я же только сговориться, когда придти.
В детском доме ответили, что директора нет, просили позвонить утром или прямо зайти. Говорила дежурная воспитательница. Папа положил трубку и вопросительно посмотрел на маму и на Галю.
— Лучше бы прямо с директором… — нерешительно проговорила мама.
— Хорошо, — сказал папа, — в таком случае отложим до утра.
IX
В это утро тётя Мариша в школьной раздевалке как представитель власти выслеживала правонарушителя.
С молниеносной, почти автоматической быстротой, принимая и размещая на вешалках пальто девятиклассниц, она успела сказать, между двумя ныряниями в тёмные глубины раздевалки:
— Вот эта девочка уже второй день: придёт, пальтишко снимет вместе со всеми, а повесить мне не даёт. Постоит немного… подружки в класс, а она оденется опять и уходит. А чуть звонок — опять в школу, прямо с улицы. Стоит у двери и подружек ждёт.
— Какая девочка? — спросила Лида Максимова.
— Вон — чёрненькая, кудрявая, в красном берете… Первый раз я думала, может, она забыла что, домой опять побежала. А теперь вижу, не в этом дело. Подозрительно мне её поведение…
— Да где же, где она? — сама удивляясь своему волнению, спрашивала Лида.
— Там, там, в уголке, за скамейкой…