— Сейчас? Вот сейчас?
У Светланы заколотилось сердце… Нет, не может быть, чтобы Костя ради этого рисковал опоздать на поезд, то есть ещё не на поезд, но всё равно!
Иван Иванович сидел за столом и проверял тетради, беспощадно отмечая жирной красной чертой каждую ошибку.
В этой комнате тоже был диван… ещё один диван… только неприветливый, кожаный… твёрдый, должно быть!
— Вот что, Светлана, — сказал Иван Иванович, в первый раз называя её не по фамилии. — Ко мне сейчас заходил Костя Лебедев и просил передать тебе вот этот шарф. Он сказал, что это для тебя очень дорогая вещь, и просил поблагодарить тебя за него.
Светлана взяла обеими руками шарф… Должно быть, костина мама так заботливо выстирала и выгладила его…
— Да ты сядь. Что же ты стоишь!
Светлана присела на самый край… Нет, диван оказался мягче, чем можно было подумать с первого взгляда.
Она положила шарф себе на колени и ласково провела по нему рукой.
— Он только для этого и приходил? — спросила она.
— Нет, не только для этого. О шарфе он вспомнил уже здесь.
Иван Иванович закрыл тетрадь, а так как разговаривать и сидеть на одном месте он не мог, то и стал шагать по маленькому кабинету — ровно три шага получалось — от стола и до стенки.
— Костя приходил, чтобы рассказать мне, как он с тобой познакомился. Между прочим, рассказал, что говорил один фашистский мерзавец про наших детей… Помнишь это?
Светлана глухо ответила:
— Помню. Я всё очень хорошо помню.
— А если ты такая памятливая, так запомни раз и навсегда, что нам ты очень нужна и что к нам относиться, как к своим врагам, ты никакого права не имеешь! Понятно?
Он неожиданно сел на диван. А диван оказался таким неожиданно мягким, что Светлану качнуло назад. Нужно было или совсем встать или сесть гораздо глубже, чем она сидела.
Светлана села поглубже и сказала дрожащим голосом:
— Я к вам не отношусь, как к врагам!
— Если врагов нет, значит, всё в порядке! Иди домой, узнай у девочек, что задано, и садись готовить уроки. Особое внимание на именованные числа обрати, я тебя завтра буду спрашивать, не посмотрю, что ты прогуляла два дня!
— Как же вы будете спрашивать, когда меня из школы, наверное, уже выгнали!
— Никто тебя из школы не выгонял. Наоборот, таких, как ты, учить да учить! Светлана, твоя мама учительница была? Да?
— Да…
— Я думаю, она тоже хотела, чтобы ты училась, правда?
Светлана долго молчала, поглаживая рукой полосатый шарф.
— Как же я буду… в четвёртом классе… такая большая?
— Эх, ты! — Иван Иванович похлопал её по маленькой руке. — Большая!
Он встал и опять зашагал по комнате. Потом остановился перед Светланой.
— Стыдно тебе, по крайней мере?
Она ответила, вся просияв:
— Стыдно.
— Это хорошо, значит, совесть у человека есть. А на глупых девочек ты не обращай внимания, у вас в классе и умные тоже попадаются. Ты с Галей Солнцевой, кажется, дружишь?
Светлана мрачно сказала:
— Нет. Это как раз галина мама, должно быть, меня во дворе выслеживала!
— Что, что? — переспросил Иван Иванович, — Экий у тебя характер континентальный!
— Почему континентальный?
— Жаркое лето, суровая зима. Ты уж как-нибудь умерь температуру или устраивай людям демисезон, а то рядом с тобой простудиться можно. Имей в виду, что Галя Солнцева как раз в этом самом кабинете изо всех сил тебя защищала.
— А я не хочу, чтобы меня защищали!
Иван Иванович передёрнул плечами и повернулся к окну:
— Форточку разве закрыть? Прямо будто на сквозняке стою!
Светлана подошла к нему сзади.
— Иван Иванович! Вы меня извините, пожалуйста.
Он положил руку на тёмные волосы девочки.
— Вот с этого нужно было начинать, дружок!