-Я не знала, могу ли рассчитывать хоть на какую-то взаимность, – продолжала Аня, допивая третью чашку чая, к конфетам она не притронулась. Видно, нервничала. – Безумно соскучилась, пока болела, примчалась к нему, а как вести себя – не знала. И он такой замечательный…
–Да, это мы уже проходили.
–Нет, я про то, что он как-то тоже, теплее ко мне относиться стал: то за руку возьмет, то по плечу потреплет – я еще в смешной пушистой кофте была. Может, конечно, к ней руки тянулись… А мне от каждого прикосновения хотелось как кошка мурлыкать. Но я ж понимала: нельзя. Тут он еще про папку таких гадостей нарассказывал, я потом дома скандал закатила – папа ничего определенного в свое оправдание не ответил: «Это все времена забытые, – говорит, – ни к чему сейчас прошлое ворошить». А мне каково жить с тем, что мой отец с бандитами водился?! Ну это ладно. Папа папой, я с ним до сих пор не разговариваю. А у меня навязчивая идея возникла, будто я Стасу тоже небезразлична. И я решила проверить – придумать как-нибудь повод, чтоб пообщаться не в кабинете вперемешку с его делами, а отдельно. Вот как тогда на катке. И купила билеты в театр. Сама. У перекупщиков за бешеные деньги – я боялась, он пошлет меня сразу куда подальше, если позову, например, кофе попить в выходные. Мне нужен был такой повод, чтоб он не смог отказаться – не ради меня, ради самой возможности. Я же ему совсем никто – так, девочка-журналистка.
–Чем твоя проверка закончилась, мы все прекрасно знаем.
–Так все случайно сложилось, – уткнулась Аня в чашку, краснея. – Что его машину увезли – это стечение обстоятельств. В тот вечер мне казалось, нас сама судьба сводит все ближе и ближе.
-Столько времени она притворялась, представляешь? Казалась такой милой добродушной девчонкой, – Стас изливал свою злобу памятнику. Гибель Олеси хоть и воскресла в памяти, но острота утраты как-то растворилась свежих переживаниях от Аниного разоблачения. Ему нужно было выговориться. И лучшим кандидатом для этого стала та, от кого у Стаса никогда не было тайн:
–Как я мог подумать, будто нас с ней что-то связывает. Знаешь, наверное, я и не думал вовсе. Что меня так ослепило? Красота? Не сказать, чтоб она красива, миловидна, да… Очаровательна в этой своей манере странно одеваться… Ум? Постоянно ей такие вещи приходилось рассказывать, которые мне общеизвестными казались. Но это так умиляло. Казалось, ее насквозь видно – все чувства как на ладони… И это оказалось враньем… Одни духи настоящие. Вкусные-вкусные – твои…
-Я и обманывать-то не умею, – Аня решила открыть Алисе душу до мелочей – вдруг та поговорит со Стасом и все исправит:
–Если я притворяюсь – это всегда заметно. По крайней мере, тем, кто меня хорошо знает – любой обман, как говорится, в глазах написан. Да, тут я пророй не досказывала, замолкала вовремя, уходила, в конце концов… но все-все, что вы от меня слышали, было правдой. Я тебе больше скажу, именно сюда я приезжала настоящей. Папка всегда требовал к нему в «Кристалл» приходить в этой проклятой офисной униформе, у байкеров свой прикид, у репперов – свой – всем приходилось соответствовать. А вот в редакцию и к вам я одевалась, во что душе угодно. Стас меня как-то одернул, но не выгнал же ведь. Да он и не просил превращаться в серость.
–То есть, я по-твоему, серость? – тут промолчать Алиса не могла. На ней был роскошный красный костюм с расшитыми золотом отворотами на рукавах. Складка с такой же вышивкой красовалась в разрезе юбки. Да и в принципе ее гардероб хранил столько цветов, что перечислить все с трудом смогла бы сама хозяйка – изумрудный, персиковый, желтый… Алисе нравились строгие модели, подчеркивавшие ее стройность, а удачные сочетания цветов и оригинальный декор делали наряды стильными и неповторимыми.
–Алис, ты это ты. Ты как-то креативишь с деловым стилем, но согласись, что у большинства одежда для офиса черно-серо-коричневая. А Стас меня принял вместе с рэпперскими штанами и пушистым свитером. Я чувствовала взаимность.
–По крайней мере, было очень похоже, – не торопилась с выводами собеседница.
–Неужели можно вот так взять и бросить человека, даже не выслушав его? Неужели я ему нисколько не дорога?
-Хорошо, мы были вместе всего несколько дней, и я не успел к ней привязаться, – продолжал Стас свой монолог. – Прости, милая, я предал тебя, – он погладил холодный камень и прижался к изображенной на нем девушке. – Может, ты бы поняла… а может, это ты и наказываешь меня оттуда сверху.
Увлекшись своей пылкой речью, мужчина на какое-то время забыл о зиме и кружившей вокруг метели. Резная беседка могла еще придержать напор летевшего в лицо снега и промозглого ветра, но каменная плита была основательно промерзшей и постепенно передала мужчине свой ледяной загробный заряд. Стас почувствовал: тело перестало его слушаться и беззастенчиво дрожит от холода, ноги мерзнут от начерпанного ботинками снега, а пальцев не защищенных перчатками рук он и вовсе не чувствует.