— Слово царя — закон для подданных, ваше величество. А сейчас позвольте мне удалиться.
Он поднялся с низкого, неудобного седалища, коротко поклонился и уже направился к двери, когда царь остановил его:
— Сядь! Я еще не отпустил тебя.
Его голос прозвучал резко, как удар хлыстом. Арат Суф покорно опустился на свое место.
— До меня дошли слухи, что в Сафате снова появился чужак, и сейчас он тайно содержится во дворце. Это правда?
Арат Суф сглотнул вязкую слюну.
— Да, государь.
— Так почему же не от тебя узнаю я об этом?
Вот еще новости! Откуда же он узнал? Теперь придется выкручиваться.
Ваше величество, я не осмелился обеспокоить вас такой ничтожной новостью. К тому же он ранен и неизвестно, выживет ли.
— Лжешь, — царь нахмурился еще больше, — чужак почти здоров и через день-другой окончательно встанет на ноги.
Арат Суф не справился с собой. Резко поднявшись с табурета, он ходил взад-вперед по комнате, и его черная мантия развевалась, как крылья хищной птицы.
— Так вот, — царь продолжал, видимо довольный произведенным эффектом, — завтра же отправишь его в горы с верным человеком. Сам Жоффрей Лабарт желает его видеть.
— Жоффрей Лабарт! Я так и знал! Но, ваше величество, он сумасшедший!
— Настолько сумасшедший, что когда-то спас твою жизнь? Тридцать лет назад ты был воистину глуп… И с тех нор, похоже, ничуть не поумнел.
Арат Суф так и застыл на месте. Вот уж чего не хотелось бы вспоминать! Перед глазами снова встала залитая солнцем базарная площадь. Толпа обступила оборванного подростка. Его бьют, толкают… Он сильно пьян, с трудом стоит на ногах, голова мотается на тощей грязной шее. А толпа кричит, свистит, улюлюкает: «Побить камнями! Камнями его!»
Из дворца вышла длинная торжественная процессия. Стражники расталкивают толпу. Впереди величественно шествует седой старик в богатой одежде, огромный, как утес. Да, старик, он ведь уже тогда был стар. Вдруг он останавливается, поднимает руку:
— Люди, остановитесь! Боги сами карают нечестивых. Кто вы такие, чтобы решать за них? — И негромко приказывает своей свите: — Этого — ко мне.
В толпу ныряют какие-то люди, хватают мальчишку под руки и быстро уволакивают прочь.
А царь неумолимо продолжал:
— Так ты помнишь? Не забыл, кто ты такой? Базарный шут, фокусник, нищий. Ты распевал похабные куплеты и шарил по карманам у зазевавшихся. И все книги мира не сделают тебя другим, ибо, как сказал мудрый Хаддам из Гилафы, «что вверху, то и внизу, как начинается, так и закончится».
Арат Суф стоял перед ним, ссутулив плечи и глядя в пол. Нищая и беспутная молодость, давно позабытая, предстала перед ним во всей красе. Даже когда его ловили за руку с чужим кошельком, ему не было так стыдно, как сейчас.
— Прочь из дворца, Арат Суф. Ты столько лет служил мне верно, и я не хочу тебе зла. Но и видеть тебя больше не желаю.
Вот и все. Говорить больше не о чем. Арат Суф чувствовал себя совершенно раздавленным. Стараясь сохранить самообладание, он склонился в глубоком придворном поклоне и вышел прочь на негнущихся ватных ногах.
Выходя из царских покоев, Арат Суф с трудом сдерживал ярость. Тщательно продуманный, стройный план рушится на глазах. Ну как теперь убедить этого упрямого старого осла?
Да что план! Вся его жизнь, вся огромная власть, шаг за шагом завоеванная в течение многих лет, рухнула в один день. И все только потому, что в город заявился сумасшедший старик, которого многие давно почитали умершим.
И что теперь делать? Чужак не доживет до следующего рассвета, это ясно. Нет ничего проще, чем тихо умертвить пленника. Жаль, конечно, что его таланты пропадут, не принеся пользы Династии и стране, но тут уж ничего не поделаешь.
Важно другое — как спасти собственную власть? В руках скромного книжника сосредоточено столько тончайших нитей, которые приводят в движение громоздкую заржавленную государственную машину, словно марионетку в руках фокусника. А если разом оборвать их, то катастрофа неминуема. Одно Проклятое Зелье чего стоит! Да, конечно, свою долю имеет и он сам, и Первый министр, и начальник царской стражи, да и многие другие. Но ведь и царская казна пополняется оттуда! Собирать налоги с лавочников — дело хлопотное, прячут деньги, подлецы, а здесь — сами приносят, да еще в ножки кланяются.