Внутреннее убранство храма поразило его своей роскошью. Пол вымощен разноцветными каменными плитками, образующими мозаичный рисунок в виде концентрических кругов. Стены выложены белоснежным мрамором. Ввысь уходят стрельчатые окна. Днем здесь, наверное, красиво. А сейчас храм освещают лишь масляные светильники по углам, да еще в глубине, перед алтарем, украшенным золотом, прямо из-под пола вырывается странное зеленоватое пламя. Прямо вечный огонь на могиле Неизвестного солдата. А это что такое? Статуя примерно в человеческий рост, заботливо накрытая белым полотном.
Олег подошел ближе, приподнял тонкую ткань… Вот это да!
Что-то похожее он видел только в подземной пещере. Полуженщина-полузмея, покрытая чешуей почти до пояса, восьмирукая, изваянная из белоснежного камня, светилась изнутри. Она внушала ужас, но лицо ее было задумчивым и прекрасным.
Олег так и стоял, пораженный увиденным, пока не услышал прямо у себя за спиной спокойный, чуть хрипловатый голос:
— А, чужак… Ты все-таки пришел. Успел.
Олег вздрогнул от неожиданности, резко обернулся. Перед ним стоял огромный старик, одетый в лохмотья.
— Ты кто такой?
Спина покрылась холодным потом, но голос, кажется, не дрожит. Незнакомец вдруг улыбнулся открыто, искренне и охотно ответил:
— Жоффрей Лабарт. Уверен, ты уже слышал мое имя. Садись и слушай внимательно, чужак. У нас мало времени.
Тяжело шагая в темных дворцовых коридорах, Арат Суф был недоволен собой. Ну в самом деле, что за дикая мысль — последняя аудиенция с умирающим!
Но старый Расмут был очень настойчив, и Арат Суф не посмел ослушаться. А может быть, сказалась многолетняя привычка повиноваться властителю. Потому он и шел сейчас давно знакомой дорогой к царским покоям в самом мрачном расположении духа. Рядом шаркал башмаками старый Расмут, освещая путь тусклым масляным светильником. Он молчал, но даже в звуке его дыхания чувствовалось неодобрение. Знает ведь, старый пес, что уже завтра его выкинут из дворца! Арат Суф хотел усмехнуться, но тут кольнула тревожная мысль: а я? Что теперь будет со мной?
Вот и все, пришли. Слуга распахнул перед ним дверь. Арат Суф с достоинством прошествовал в царскую опочивальню. В конце концов, скрасить последние минуты умирающего властителя — его прямой долг.
Царь ждал его, даже чуть приподнялся навстречу. Глаза открыты, выражение лица вполне осмысленное, руки свободно вытянуты поверх одеяла. Арат Суф коротко поклонился. Царь продолжал молча буравить его взглядом. Молчание явно затянулось, и, наконец, Арат Суф решился заговорить первым:
— Ваше величество, вы хотели видеть меня? Я пришел засвидетельствовать свое почтение и пожелать вам скорейшего выздоровления.
Царь только слабо махнул рукой:
— Молчи, Арат Суф! Молчи, если не можешь удержаться от лжи хотя бы раз в жизни. Ты прекрасно знаешь, что мне осталось недолго.
Арат Суф осекся. Подумать только, царь был марионеткой в его руках столько лет, но сейчас немощный, умирающий старик, лишенный власти и влияния, внушает ему страх.
Царь будто прочитал его мысли.
— Так ты боишься, Хранитель Знаний? Правильно делаешь. Я умираю, ты победил — сумел протащить на трон своего ставленника… Но еще будет день, — глаза умирающего вдруг засверкали, голос налился звенящим металлом, он приподнялся на постели, — будет день, когда ты позавидуешь мне! И на твою голову будет гром!
Силы покинули его. Старик упал на высоко взбитые подушки, его лицо смертельно побледнело, из груди вырвался то ли вздох, то ли всхлип. Но на губах играла довольная улыбка.
Арат Суф стоял потрясенный. Он ожидал чего угодно, только не этого. Радость и торжество — вот что он увидел на лице полутрупа. Старик, похоже, впал в безумие перед смертью. А подлая память услужливо подсказывает — нет, безумие тут ни при чем. Так умел смотреть и улыбаться только один человек.
Принц Орен.
— Ты тоже вспоминаешь о нем? — прошелестел тихий голос с кровати.
Арат Суф вздрогнул.
— О ком?
— О моем сыне. Ты ведь всегда ненавидел его… И боялся.
— Ваше величество, как вы можете так говорить! Я глубоко сожалею о постигшей вас утрате.
— Пожалей лучше себя. Я не затем тебя звал. Скажи лучше… другое.
Царь вновь с усилием приподнялся. Видно было, что каждое слово дается ему с трудом. Голос дрожал, рот некрасиво, по-старчески кривился на сторону.
— Тогда, пять лет назад… Люди, которых ты послал, чтобы убить моего сына… Они справились? Ты видел его тело?