— Я позвал тебя для того, чтобы ты подготовил мою первую тронную речь. Это важно.
Он остановился на минуту, оттянул тесноватый ворот вышитой шелковой рубашки. Заметно было, что Фаррах привык к простой одежде и мучился в дворцовых нарядах.
— Я простой солдат и не умею говорить красиво.
Арат Суф пожал плечами:
— На свете нет ничего такого, чему нельзя было бы выучиться при должном прилежании и способностях.
Лицо Фарраха дернулось от глаза до уголка рта.
— Расскажи об этом в городском училище, Хранитель Знаний! — Он четко, язвительно отчеканил каждый слог. — Расскажи, и, может быть, дети тебе поверят. Не все, но некоторые.
— Так чего же ты хочешь?
Арат Суф сгорбился еще больше. Фаррах улыбнулся:
— Вот это уже деловой разговор. Ты, почтенный, занимаешься интригами дольше, чем я живу на свете. И если пока еще не было во дворце ни переворота, ни бунта черни, ты знаешь свое дело. Знаешь, чем живет народ, а уж что творится во дворце — и подавно. Твои шпионы недаром едят хлеб.
Арат Суф чуть приосанился и воспрянул духом. А ведь мальчишка-то не так уж глуп! Понимает, что ему не обойтись без совета и помощи опытного человека.
— И поэтому, — продолжал Фаррах, довольный произведенным эффектом, — ты напишешь для меня такую речь, что эти скоты зарыдают от восторга и пойдут за меня в огонь и воду. — Он мечтательно улыбнулся, устремив глаза куда-то вверх, потом вдруг опомнился и продолжил уже совсем другим, деловым тоном: — А это понадобится, когда начнется война.
Арат Суф с трудом сдержал удивление — пригодилась многолетняя дворцовая выучка. Вот это что-то новое! Царь Хасилон даже в худшие свои дни умел находить слова для разговора с подданными.
И никогда не называл их скотами.
Олег даже не заметил, как прошел день. Кажется, только что занималась заря, отражаясь в разноцветных витражных окнах храма богини Нам-Гет, и Жоффрей Лабарт только что вещал то отчаянно, то страстно об историях давно минувших времен… Олег слушал его, пока сознание сохраняло ясность. Потом окружающие предметы утратили четкость контуров, звуки исчезли и свет погас.
Когда он открыл глаза, уже вечерело. Удивительный горный закат полыхал прямо над головой. Поглядев по сторонам, Олег обнаружил, что лежит у входа в храм на грубой плетеной циновке. Под голову заботливо подсунута свернутая шерстяная ткань. Рядом на большом плоском камне — глиняный кувшин с густым, жирным молоком и полкаравая пахучего, восхитительно свежего хлеба.
Олег протер глаза, сладко потянулся и принялся за еду. Долгий дневной сон придал ему сил, а хлеб и молоко показались удивительно вкусными.
На плечо легла тяжелая рука.
— С пробуждением, чужак! Рад видеть тебя в добром здравии.
Жоффрей Лабарт. А ведь это, наверное, был его ужин. Олегу вдруг стало стыдно — от хлеба осталась только маленькая краюшка, и кувшин почти пуст. Так, на донышке плещется немного.
Старик будто угадал его мысли.
— Ешь, это тебе. Силы тебе еще понадобятся.
А закат уже догорал. Вот и последний луч, будто прощаясь, заиграл на серебряных листьях и цветах, что гирляндами обвивали черные каменные колонны у входа. Жоффрей Лабарт вдруг забеспокоился:
— Время пришло. Поднимайся. Идем.
Он потянул на себя тяжелую храмовую дверь и пропустил Олега вперед.
Арат Суф сидел в книгохранилище, горбясь за столом в любимом кресле. Сколько прекрасных часов, наполненных значимой, мудрой работой, провел он здесь!
Но сейчас работа не клеится. Масляный светильник то вспыхивает слишком ярко, то чадит, то почти гаснет, перо царапает и рвет бумагу, а мысли блуждают неизвестно где, словно стадо глупых овец, оставшееся без пастуха.
Ведь он и сам говорил когда-то, что раб не может хорошо трудиться! Даже написал трактат на эту тему. В самом деле, как может человек делать что-либо, если не заинтересован в результате? К нему тогда прислушались, даже богатые землевладельцы стали использовать для сельских работ наемных батраков либо крестьян-арендаторов. Удалось почти вдвое увеличить урожаи с полей, оказалось, что крошечный крестьянский надел может дать намного больше, чем огромное поле, заросшее сорняками, и страна провела десять лет в относительном благоденствии и сытости.
До самой Большой Войны.
А что же теперь? Прошлые заслуги уже не в счет. Он жив до тех пор, пока нужен Фарраху. А что требуется сделать? Написать тронную речь — это, конечно, важно. Да она и так почти готова. Ничего особенного — общие слова о процветании государства и благоденствии подданных. Другое дело — кто будет произносить их. Вчерашний плебей? Командир третьей роты дворцовой охраны? Плохо. Передача власти — это всегда опасный момент, а тут еще и Династия прервалась… Нет, по закону все правильно, но вот если бы к власти пришел настоящий наследник трона!