Он и правда так думал.
На следующее утро Олег проснулся очень рано — где-то в половине седьмого. Спать ему пришлось совсем мало, но он все же выспался. Давно он не чувствовал себя так хорошо, будто скинул огромный груз, висящий за плечами.
Небо сияло ясной синевой, — почти как в Сафате. За окном жизнерадостно заливалась какая-то птица. И даже воздух, что просачивался в форточку, был ароматен и свеж, что редко бывает в городе.
Олег долго плескался под горячим душем, смывая усталость вчерашней ночи, потом растерся жестким полотенцем и приготовил себе обильный завтрак. Голод он почувствовал просто волчий. Расправляясь с яичницей, он напевал с набитым ртом, шумно прихлебывал горячий кофе…
В окно ударилась птица. Олег так и застыл с вилкой в руке. Радостное настроение испарилось в один миг. А птица — черная, с гладкими лоснящимися перьями, отливающими синевой, — уселась на подоконник и принялась с любопытством рассматривать Олега, наклоняя голову то влево, то вправо, косясь на него блестящим черным глазом с оранжевым ободком. Олегу стало не по себе под этим взглядом. Будто он видел существо, отличное от него, но совершенно разумное, которое беспристрастно и чуть насмешливо его изучает.
Он вспомнил вчерашнюю ночь, вспомнил взгляд Виктора Волохова — больной, умоляющий, даже детский какой-то… Олег вдруг понял совершенно четко — что-то пошло не так. Никуда тот не пойдет и ни в чем не признается. Бросив на столе недоеденный завтрак, Олег натянул джинсы, рубашку, подхватил ветровку и выбежал прочь.
Почти бегом он добрался до знакомого уже дома — и застал плотную толпу у подъезда. Машина «Скорой», милиция с мигалкой…
— Эй, что случилось-то? — спросил Олег у коротко стриженного коренастого парня в черной рубашке с толстой золотой цепью на бычьей шее.
— Да вот, чудик какой-то из окна сковырнулся. С восьмого этажа, — он выплюнул спичку изо рта, — видишь, где окно открыто?
Олег быстро протиснулся сквозь толпу. Он уже знал, что там увидит, — но все равно подошел.
На асфальте в луже крови лежал его вчерашний знакомец. Руки были раскинуты в стороны, будто он пытался лететь, и голова вывернута под невозможным углом. Черные взлохмаченные волосы чуть шевелил ветерок, и почему-то это было особенно страшно. Хорошо еще, что лица почти не видно.
— Я как раз с магазина шла, — взахлеб вещала рядом какая-то бабуля, — на проспект пошла за хлебом, иду назад, смотрю — он летит… Потом как бахнуло! Я так испугалась, до сих пор сама не своя, руки трясутся…
Олег повернулся и пошел прочь. Съеденный завтрак комом стоял в горле. В голове упорно вертелась где-то вычитанная фраза: «Это не было хорошо, но это было правильно».
Что ж, Виктор Волохов решил все по-своему. Может, оно и к лучшему.
А в пыльной пустой квартире на восьмом этаже ходили взад и вперед хмурые люди в дешевых пиджаках и китайских джинсах. Работа давным-давно сделала их циниками, и зрелище смерти со всеми ее отвратительными подробностями стало для них столь же привычным, как станки в цеху для рабочих или канцелярские столы для офисных клерков. Видали и похуже. А тут — чистое самоубийство, никакого криминала. Даже записка предсмертная имеется — листок оберточной бумаги весь в жирных пятнах, на котором вкривь и вкось нацарапано карандашом: «Я больше так не могу». И подпись, почему-то выведенная более старательно, — Виктор Волохов.
Покойный был человек одинокий и крайне нелюдимый. Работал сторожем, в злоупотреблении алкоголем замечен не был, но, судя по всему, с головой имел большие проблемы. На учете у психиатра, однако, не состоял — кто же к ним пойдет доброй волей! Если заставят, то конечно, а пока странности человека не очень бросаются в глаза окружающим, на учет в дурке он не встанет. Соответственно, и помощи никакой не получит. Так что, в общем, все понятно.
Следователь — толстый одышливый мужик с седыми усами и пузом, угрожающе нависшим над брючным ремнем, — маялся от жары и спешил покончить с формальностями. Дело-то ясное, чего мудрить.
— Ну что, мужики, по коням? Закончили?
Эксперт-криминалист все еще копался у стола.
— Погоди, Василия. Успеешь с козами на торг. Не все тут так просто.
Вот не было печали! Охота еще искать висяк на свою голову.
— Ну, что там еще? Не сам он в окно прыгнул?
— Сам-то сам… А вот это ты видел? — Он показал пинцетом на аккуратно разложенные в ящике стола дешевые женские побрякушки. Действительно, странная коллекция для одинокого мужчины.
— Помнишь, серия недавно была? Одну из этих убиенных я осматривал. Там все на месте было — деньги, документы… А вот брошка пропала, хотя цена ей три копейки. Это явно не грабеж. Мать говорила — была у нее такая брошка. Я еще тогда говорил, тут псих орудует.