Все бы хорошо, если б только рекламные паузы не длились так долго. Когда на бедную голову телезрителя обрушиваются и «Орбит», и «Доместос», и прокладки с крылышками, он может впасть в тихое бешенство. Олег, например, с некоторых пор принципиально не покупал усердно рекламируемые товары, мстя таким образом за насилие над собственной психикой. Ну в самом деле, в конто веки нельзя любимое кино посмотреть спокойно!
Олег и сам не заметил, как задремал. «Данон»… Очень вкусный он!», «Ням-ням-ням-ням, покупайте Микоян»!»…
Мать вашу за ногу.
Когда Олег снова открыл глаза, вокруг было уже темно. «Ничего себе! Это сколько же я спал?» Олег потянулся за часами, но случайно глянул в потухший экран телевизора — и обомлел.
Прямо ему в глаза смотрел Жоффрей Лабарт. Он сидел в глубоком резном кресле черного дерева, похожем на трон, рассеянно вертя в пальцах Око Света. Вместо лохмотьев и рваных сандалий он был одет в черную бархатную мантию и мягкие кожаные сапоги. На груди тускло поблескивала какая-то медаль, висящая на толстой золотой цепи.
«Вот и все. Приехали. Туши свет, сливай воду. Госпожа Шизофрения вступила в свои права. А я-то, дурак, расслабился — ведь все было так хорошо!»
Олегу стало страшно, даже спина вспотела под рубашкой. Неужели вся жизнь последних лет, любовно выстроенная, выращенная, взлелеянная, — ничто? Просто наваждение, морок, сон, увиденный во сне?
А Жоффрей Лабарт все смотрел на него, склонив голову набок, и улыбался. Ни дать ни взять — школьный учитель, внимающий ответу ученика-отличника.
— Не бойся, чужак.
Вот тебе и раз! Как в том анекдоте — он еще и разговаривать умеет!
— Храм гордыни тверд и крепок, но и ему не суждено стоять вечно. Когда рухнет Храм гордыни, истинный государь вернется.
Лабарт вдруг улыбнулся — широко, радостно и неожиданно молодо, задорно подмигнул.
— Живи и радуйся, чужак!
И пропал.
Изображение на экране зарябило, покрылось «снегом», как бывает, когда антенна барахлит. Олег вздохнул с облегчением. Слава богу, померещилось, наверное. Он протер глаза, потряс головой, отгоняя непрошеные видения. Потом, словно проверяя, что это не сон, вновь уставился на экран.
Рано радовался, как оказалось.
Он увидел царский дворец в Сафате, окруженный багровыми сполохами на фоне ночного неба. Потом внутри что-то грохнуло, и дворец начал медленно проваливаться внутрь себя, будто складываясь. Дворец уходил в землю, оставляя за собой огромную обугленную дыру, словно сама земля плавилась под ним. Вот уже и шпиля на крыше не видно…
Потом из черной страшной дыры вдруг появилось ослепительное радужное сияние. Разноцветные лучи сплетались друг с другом, то соединяясь, то разделяясь вновь, они переливались, меняли цвет и скоро заняли все пространство от земли до неба. Никогда Олег не видел столь прекрасного зрелища. Оно наполнило его сердце радостью и восторгом…
И надеждой.
Сколько это продолжалось — Олег не помнил. Он пришел в себя, когда вокруг снова все было залито солнцем, а его жена Лена склонилась над ним, заглядывая в лицо, и трясла за плечи.
— Олег, что с тобой, что случилось? Тебе что, плохо? Ну, Олежек, пожалуйста, скажи что-нибудь!
Она уже чуть не плакала. Олег открыл глаза и увидел ее, как в первый раз — такую красивую и такую родную. Даже стыдно стало — так сильно напугал девушку. Паразит, одно слово. Чужак.
— Ничего, Лен, все в порядке, — вымолвил он, с трудом шевеля губами. — Что ты испугалась так, глупенькая? Ну, заснул, и все!
— Ты такой бледный был… И говорил непонятное. Как будто был… Не здесь, а где-то еще.
Надо же, а ведь она права! Вот она — женская интуиция.
— Так что случилось-то? Я же знаю — что-то произошло, не обманывай меня, пожалуйста!
Тебя обманешь, как же. Олег обнял ее за талию и усадил к себе на колени.
— Не бери в голову, Лен. Произошло, только не здесь.
— А мы как же?
— А что мы? — Олег улыбнулся и крепче обнял жену за плечи. — Будем жить. Будем жить и радоваться.
А очень далеко отсюда клонился к закату еще один длинный жаркий день позднего лета. Сегодня как раз исполнился ровно год с тех пор, как царем стал Фаррах.
Дела в Сафате шли не хорошо и не плохо. Затея нового государя перестроить страну на новый лад так и не осуществилась. Люди богатые и дальновидные давно сбежали в Дарелат, прихватив с собой что смогли унести — кто успел, конечно. Кто не успел — сгинул в дворцовых подвалах, а имущество досталось короне.