Однако и карательная машина вскоре дала сбой. Даже Фаррах понял, что невозможно постоянно жить за счет одних только конфискаций. Кому-то надо пахать землю, печь хлеб, шить одежду, тачать сапоги, торговать… Да мало ли еще чего! Потому он запретил принимать к рассмотрению анонимные доносы жителей друг на друга и даже слегка снизил налоги. Жители Сафата постепенно успокоились и вернулись к обыденным повседневным делам. Базарная площадь перед дворцом вновь заполнилась торговым людом — жить-то надо!
Да и солдаты из отряда Верных Воинов, которые вначале внушали такой ужас обывателям, стали не так ретивы, как раньше. Пройдут с утра по базару, соберут свою мзду с торговцев и фермеров — и все. Потом целый день пьянствуют в «Зеленом кролике» или «Старом чугунке», а к вечеру, горланя песни, с трудом добредают до казармы. Больше никому неохота радеть на службе, особенно после того, как зимой рухнула самая большая штольня в каменоломнях, похоронив под собой три сотни человек. Уцелевшие узники разбежались кто куда, а охранники и надзиратели последовали их примеру.
Вопрос о войне против горцев-донантов как-то сам собой сошел на нет. Еще осенью пропал без вести отряд, направленный с особой миссией в поселок оризов, и до сих пор о нем нет ни слуху ни духу. Потом наступила зима, все тропы в горах замело снегом, и перевалы стали практически неприступными. Поход пришлось отложить до весны. А потом… Фаррах уже не возвращался к этой идее.
Он сильно постарел и осунулся за этот год. Давно уже он выполнял свои обязанности механически, по привычке, без всякого энтузиазма. Даже сегодня, в день годовщины коронации, он равнодушно выслушивал льстивые славословия в свой адрес. Год выдался урожайный, и придворные словоблуды не уставали прославлять мудрость и величие нового правителя, верной дорогой ведущего страну к процветанию. В честь праздника устроили угощение для простого народа с фейерверками, танцами и бесплатной кружкой пива для каждого, но на крики «Слава Фарраху Великому!» сам царь только досадливо морщился и отводил глаза в сторону.
Слишком уж он устал.
Фаррах не знал, что именно сегодня сотни две его подданных собрались в бухте Акулья Пасть. Дармовой кружки с пивом им никто не предлагал, да и не нужно было. История про чужака успела обрасти невероятными подробностями, и толстый лавочник, который год назад громче всех кричал «Камнями его!», клялся, что сам видел, как вокруг головы у чужака появилось золотое сияние, а потом в один миг выросли большие белые крылья.
— Истинно, братья, так и сказал — вы останетесь! Он обещал нам жизнь вечную — всем, кто поверит в Него!
Люди принесли с собой цветы — белые афесты и кроваво-красные ецирии, и теперь бросали их в море с обрыва. Волны с шумом набегали на каменистый берег, а цветы качались на воде…
Не знал Фаррах и о том, что после Осеннего праздника многие крестьяне вернулись домой позже обычного, и к тому же пришибленные какие-то, будто не в себе. Рассказывали потом странные вещи — про то, что статуя Нам-Гет в самый разгар моления вдруг ожила на краткий миг и простерла руки над верующими. Про то, что в храме появился новый смотритель. Некоторые даже болтали, что раньше он был солдатом в отряде Верных Воинов, но таким болтунам никто не верил.
Но главное… В столице нанятые горлопаны кричат: «Слава Фарраху Великому!», не жалея глотки за казенные денежки, а по деревням пошла гулять сказочка про царя-самозванца. «В некотором царстве, в некотором государстве…»
Обо всем этом Фаррах не знал. Да и если бы даже узнал — то не придал бы значения. Бредни и суеверия, не более того. Истинный государь должен руководствоваться соображениями выгоды и целесообразности, а не бабьими сказками. Хотя… Даже у него могут быть свои маленькие слабости.
Каждый вечер Фаррах спешил поскорее добраться до маленькой потайной комнаты в левом крыле дворца. Только здесь он мог отдохнуть и побыть немного наедине с собой.
А главное — насладиться своим сокровищем.
С тех пор как в его руках впервые оказался волшебный кристалл, Фаррах полностью попал под его чары. Он привык к волшебству его сверкающей глубины, как пьяница к бутылке, курильщик — к трубке, а те несчастные, что побирались на улице в последние годы правления царя Хасилона, — к своему глотку Проклятого Зелья.
И сейчас Фаррах размашисто шагал по темным дворцовым коридорам. Дневная жара утомила его, а наступившие сумерки не принесли желанной прохлады. Духота словно висела в воздухе, создавая ощущение тяжести и тревоги, как всегда бывает перед грозой. Уж скорее бы.