Девушка наблюдала за тем, как красный огонек взметнулся высоко в небо и, достигнув своего пика, по параболе падал вниз, пока с едва различимым шипением не утонул в океане. Вертолет включил прожектор. Заметили! Ее сигнал заметили! Щеки Леа обожгли слезы. Держаться. Она должна держаться, спасение уже совсем близко! По водной глади рыскал луч прожектора и, когда он, наконец, взял девушку в круг света, она закричала хриплым, простуженным голосом:
— Здесь! Я здесь!!! — крик уже ничего не изменил бы. Ее заметили и скинули лестницу. Вертолет опустился настолько низко, насколько позволяли его возможности. Подцепив застывшими пальцами веревочную лестницу, девушка подтянулась и, когда вертолет стал набирать высоту, вскрикнула. Сильнейший рывок выдернул ее из воды, которая, словно не желая прощаться с девушкой, тяжелой тушей грохнулась обратно в океан, оставив Леа висеть на спасительной лестнице. Карабкаться наверх, когда твои силы на исходе, пальцы едва слушаются, а ты летишь над гладью океана более чем в ста метрах — крайне тяжелая задача. Тем не менее, спасатели сверху медленно подтягивали лестницу на себя, а Леа, превозмогая боль, усталость и страх, помогала им, поднимаясь выше. Наконец, в нее крепко вцепились мужские руки и затащили внутрь вертолета.
— Как ты, Суарес? — над ней склонился Блэквел. Вне себя от ярости, не соображая, что делает, Леа со всех сил пнула его ногами в живот, от чего мужчина, не успев ухватиться, выпал из вертолета. Со спокойной совестью она провалилась в сон.
Академия Растона
Сознание возвращалось к Леа неохотно. А по мере приближения реальности, все ощутимей становилась ломота и тяжесть во всем теле. Будто все силы высосали. В горле снова пересохло, но вдобавок к мерзкому ощущению сухости добавился не менее мерзкий привкус каких-то медикаментов. На то, чтобы открыть глаза, сил пока не хватало. На шевеление тоже. Но она отчетливо вырывала звуки, доносившиеся из действительности. Низкочастотный гул с небольшим посвистыванием она знала прекрасно. Именно такой звук издавал кокон, в котором после аварии лежали ее родители, а маленькая девочка, сжимая ладошку матери, молилась всем Богам, чтобы она открыла глаза и снова любила свою малышку. Леа даже была готова исправиться, стать образцовой дочерью, все время заправлять кровать и кушать ненавистное брокколи. Лишь бы мама и папа открыли глаза. Пусть бы даже они навсегда остались лежать, но открыли глаза и были с ней. Но, увы, даже возможности магии не безграничны. Через несколько дней коконы распались, а чета Суаресов так и не пришла в себя. В этой аварии выжила только она. Маленькая девочка с огромными серо-зелеными глазами. Сейчас Леа лежала точно в таком же целительном коконе, от работы которого по всему телу бегали мурашки.
Снаружи доносились голоса:
— У девушки сильное переохлаждение и воспаление легких, кокон почти исцелил их. Но проклятие навей снимать я не возьмусь. У меня жена, дети…
— Нави-то что там забыли? Я же отдал четкий приказ, — жестко отчеканил мужчина.
— Видимо, желание полакомиться светлой победило их страх. Полакомились знатно.
— Значит, я не был достаточно убедительным? Что ж.
— Этан, может, не стоит…
В глазах Блэквела заплясали языки пламени. Самого настоящего огня. Ирем — лекарь академии Растона прекрасно знал, что в таком состоянии с магом лучше не спорить.
— Понял. Мне отправить Сорену соболезнования или ты сам? В Растоне осталось всего два клана навей.
— Обойдется. Сорен прекрасно знает, его детищам не стоит со мной связываться. Останется один клан, зато более покладистый и смиренный.
— Удачи тебе, Этан. И со светлой, и с лидером Темных. Но, не слишком ли ты грубо с девчонкой? Мало того, что светлая, так мелкая и хрупкая, как щепка. На средненькую мою похожа. Такой же курносый носик, — мужчина сочувственно посмотрел на Леа, лежавшую под коконом и вновь обратился к темному. — Не мог, как других, по городу да лесам раскидать?
— Она должна уйти. Сама, Ирем. Иначе светлые поднимут скандал. А они поднимут, если наглая останется в академии. Ну, а если останется — тем более. Скидок на пол делать не буду, должна это понять.
— Удачи тебе. А ей терпения. Да поможет нам темный.
Доктор, сняв с Леа кокон, вышел из палаты и плотно закрыл за собой двери. Без кокона девушка почувствовала холод. Словно с нее сняли теплое пушистое одеяло. Снятие кокона может означать две вещи: либо пациент здоров, либо пациент мертв. Поскольку мертвой девушка не была точно, физически она полностью здорова. Только от чего ломота и тяжесть во всем теле не покидают ее? Память Леа отчетливо возвращается к моменту, когда ее выдернули из воды. Что-то тяжелое, липкое, не хотевшее отпускать, тяжело плюхнулось обратно в океан. И сейчас это ощущение преследовало девушку. Проигрывалось вновь и вновь.