Суровые северные степи произвели сильное впечатление на Ерофея, когда мы выдвигались для боев, капитан не очень-то разглядывал окружающие красоты. Но в этот раз он был очень впечатлен этой суровой красотой. Пару раз он горестно вздохнул, оглядываясь вокруг.
— Ерофей Кузьмич, что так вздыхаешь тяжко, — решил я осведомиться по этому поводу.
— Да вот, Григорий Иванович, смотрю на это всё и думаю, не дай Бог здесь бой принять. Тут у нас шансов не будет.
— Тут надо остроги ставить, а держать оборону на Енисее. Там где лагерь, надо поставить небольшую крепость и до самого Медвежьего несколько острогов. В острогах избы или дома кирпичные. Наши друзья быстро оценят преимущества избы если с умом построить. В острогах вышки светового телеграфа.
— Ты, Григорий Иванович, сколько таких вышек хочешь поставить? У нас и людей — то для них нет, — засомневался Ерофей.
— А мы предложим оседлый образ жизни нашим друзьям-тувинцам. Сколько месяцев Мерген уже в наших краях? — я вопросительно посмотрел на Ерофея. — И он заметь и не собирается никуда откочевывать.
Я оглянулся назад. Прохор специально изготовил три в одном, стол-стул-барабан, всегда возил его с собой и сейчас тут же поставил его на землю. Я расстелил на нем карту.
— Смотри, вот здесь, на речке Тарлаг, надо основать свою станицу, — я не знал, как правильно называть наши поселения: село, деревня просто не подходили на мой взгляд. Станица, я решил, будет оптимально.
— Так её и назовем Тарлаг. Где будет кирпичный заводик тоже нужна станица, её назовем Билелиг. Как речка. Там кстати земли неплохие считай почти до самой горы.
— Давай, Григорий Иванович, место, где наш лагерь и ставка Ольгея, будем называть Тураном.
Я кивнул и молча склонился над картой, в покинутом мною времени в этом месте тоже возник город Туран.
Глава 2
Я на память мог нарисовать карту долины и её окрестностей. А вот с картой Тувы было похуже, так точно и подробно я её не знал. Но основная масса названий в Туве в том времени были местными и я решил поступать также. Расспрашивая тувинцев, я выяснял как они называют свои реки, озера, горы и прочее и наносил на свою карту, если там не было моих названий. Вот и сейчас я поступил именно так и на карте появились три новых названия, правда все они для меня знакомые и привычные. Правда город Туран появится на сто лет раньше.
Ожидая Ольчея с Мергеном, которые ближе к полудню тоже выступили в поход, Лонгин с Ванчей полдня разговаривал со стариком Тегюй-оолом, зятя которого зайсан Ольчей избрал в правители северного сумона маадов. Сумон этот получался слабым и малочисленным, его основные кочевья были между реками Хут и Ожу. После того как южные кочевья маадов получили земли до Уюкского хребта, кочевьям северных маадов Ольчей отдал верховья Турана и долину ручья Ховалыг.
Новый зайсан этого сумона Суван-оол, зять Тегюй-оолом, свой личное стойбище-аал поставил в месте впадения Ховалыг в Ожу. Восточной границей этого сумона был малый Енисей или Бий-Хем.
А вот где на севере кончались владения этого сумона, было не понятно. На севере Тувы, в Тоджинской впадине и окружающих её горах жили тувинцы-тоджинцы, выделенные в отдельный хошун. Тоджинцев было очень мало, жили они не в юртах, а в чумах летом и полуземлянках зимой. Тодхинцы были в основном охотники и оленеводами и в отличии от других тувинцев ловили рыбу. Их женщины на зиму собирали много луковиц лилии-сараны. В середине котловины было много озер и где-то там была ставка Тожу-нойона. Основной транспортной артерией для этого хошуна был Бий-Хем. Это был самый большой, самый малочисленный и самый бедный хошун. Но среди них были искусные столяры и кузнецы. Где-то в горах Восточного Саяна они добывали руду и плавили её.
Вот с этими тоджинцами, по поручению Лонгина, старик Тегюй-оол должен был установить мирные, добрососедские отношения и наладить с ними торговлю. Нас интересовало только железо. Ближе к вечеру старый тувинец покинул наш лагерь.
«Завоевательный поход» наших зайсанов длился три дня и закончился успешно. И Лонгин сразу же послал двух авторитетных стариков из кочевий нашего нового Западного сумона в ставки Даа- и Бэззи-найонов. Их повелителем был не амбын-нойон, а сайн-нойон — один их четырех ханов Халхи, собственно Монголии. Отпущенные Ольчеем на свободу пленники гагульского боя, показали на двух авторитетных стариков своих стойбищ и Лонгин после длительных бесед одобрил их кандидатуры. Ольчею он предложил сделать ход конем, сына одного старика сделать зайсаном этого сумона. Сыну другого Лонгин предложил служить в нашей гвардии. С этими доморощенными послами Лонгин беседовал полдня.