— Вперед, марш, марш!
Всю дорогу до южных предгорий хребта Западный Танну-Ола Тензин Цултима почти не разговаривал, только торопил на стоянках, что бы быстрее меняли лошадей и опять вперед. Ехали о двуконь и поэтому удавалось значительно опережать конный отряд сопровождавший их от самого Улясутая. Когда приблизились к озеру, лама неожиданно сказал, что надо изменить маршрут и объезжать озеро Убсу-Нур по другому берегу, а затем через хребет идти другим путем, перевалом Баин-тангы. Он хорошо знал этот перевал и несколько раз ходил через него во все времена года.
Горы с первого взгляда казались неприступными, но подъем оказался довольно удобный. На перевале не оказалось деревьев; только довольно большая болотистая площадка, посредине которой возвышалось обычное в Монголии на перевалах обо, груда камней и хворосту со вставленными в кучу палками, с навешанными жертвами духу горы. Хребет над перевалом возвышается еще на добрую сотню метров. Снега почти не было, болотистая площадка полностью промерзла как и болотистые берега многочисленных речушек и речьев, впадающих в озеро Убсу-Нур. С высоты перевала был хорошо виден монгольский отряд у подошвы хребта.
Спуск с перевала был очень лесистый и достаточно крутой, пришлось спешиться. Тензин Цултим уверенно вел отряд и вскоре вышли к какой-то речушке и двинулись по её льду. Узкое ущелье прошли достаточно быстро и наконец сделали настоящий шестичасовой привал. До этого останавливались самое большое часа на три, только что бы перекусить. Лонгин не представлял, как можно ехать при свете звезд и Луны и неутомимый лама показал ему как это делается.
На выходе из ущелья в долину отряд наткнулся на большое тувинское стойбище. Тензин Цултим бросив быстрый взгляд на достаточно грязные и неряшливые юрты сказал Лонгину, что это стойбище шаманов и лучше это место проехать побыстрее, ни в коем случае не останавливаясь и не вступая с ними в контакт. Причина оказалась очень приземлённой и прозаической, эта публика была очень воровита.
Когда перешли Енисей неожиданно пошел сильный снег, глядя на который Тензин Цултим первый раз улыбнулся, а затем резко стал серьёзным и сказал Лонгину:
— Передай князю, через три года они придут большой армией. Очень большой. Восемь знамен, — Тензин Цултим спешился, церемониально попрощался с Лонгином и сделав какой-то знак двум встречающим его ламам, пошел вдоль Енисея.
Встречать наших послов приехал Ольчей, лейтенант Шишкин и Адар-оол. Ольчей проехал метров пятьдесят за уходящими, а затем долго смотрел им вслед. Когда они скрылись из виду он развернулся и подъехал к ожидающим его.
— Сейчас Тензин Цултим ничего не расскажет. Придет время я спрошу его, — Ольчей наклонился в седле и потрепал гриву своего коня. — Восемь знамен это очень много.
Лонгин неожиданно встал в стременах и издал какой-то торжествующий клич.
— Не дрейфь, господин зайсан. Отобьёмся. За три года много воды утечёт, — Лонгин опустился в седло и оглядев своих спутников, серьёзными тоном продолжил, — Восемь знамен это много, даже очень много. Больше ста тысяч. Им тут просто места нет. Чем лошадей кормить? А? Да и нет у них уже такой силы. Брехня. Была бы сила, уже бы пошли.
В Туран приехали под вечер, всю ночь Лонгин совещался с Шишкиным, Ольчеем и своими заместителями. Предупреждение Тензин Цултим решили пока держать в тайне, поставив в известность о нем только светлейшего и капитана Пантелеева. По утру его, заснувшего прямо за столом, погрузили в возок и Адар-оол повез своего начальника в Медвежий острог. Засыпая, Лонгин приказал ему сопровождать, он не успел дать все необходимые распоряжения.
Возвращение Лонгина было для меня самым лучшим новогодним подарком. Я даже абсолютно равнодушно отреагировал на его рассказ о предупреждении Тензин Цултима. Решение пока засекретить это предупреждение мы с Ерофеем одобрили, слишком мало конкретной информации. Но развитие завода надо было ускорить и для решения главной проблемы я обратился за помощью к Ольчею. В первых числах января наш зайсан ответил мне и в Усинск приехало два десятка молодых тувинцев, кандидатов в рабочих завода, всего до начала весны Ольчей прислал нам сотню молодых людей и два десятка девушек. Очень ценным было, что все они приехали к нам без всякого принуждения, работать и служит у нас тувинцы шли очень охотно.
Все эти оргдела не отвлекли меня, а наоборот придали дополнительный стимул моему творчеству. По десять-двенадцать часов в сутки я или писал сам или диктовал Машеньке и Степану. В начале февраля я потихоньку начал проверять и редактировать свои записи. Особенно успешно шли работы над двумя книгами: химии и медицины. Курс химии писался быстрее всего, очень многое писал уже не я, а Яков. А учебник медицины мне писать было очень легко и интересно. Совершенно неожиданно для меня я очень многое помнил, несмотря на прошедшие годы. Чисто символическим было мое участие в написании учебника математики, знаний Тимофея было более чем достаточно. Самые большие трудности поджидали меня при написании двух учебников: физики и биологии. Я без проблем написал курсы механики, оптики и термодинамики в рамках учебных программ средней школы конца двадцатого века.