Среди богатых трофеев Уюкской битвы был один совершенно неожиданный и потрясающий: пять изумрудов какого-то необыкновенного зеленого цвета. Кто был их хозяином нам узнать не удалось. Вернувшись из Минусинска после общения с первой следственной комиссией, Лонгин предложил один из этих изумрудов подарить окружному начальнику. По поводу их происхождения у Петра Евграфовича была интересная версия. Он сказал, что это изумруды с каких-то легендарных копей Хорасана. Насколько я знаю историю Азии, Хорасаном называли в том числе и Афганистан. А там изумруды есть.
Когда Лонгин вернулся после общения с первой комиссией из Тобольска, он предложил сделать господину Аксенову презент. И в следующую свою поездку подарил ему один из этих изумрудов. Когда над окружным начальником сгустились тучи, он послал этот камешек в подарок государыне.
С господином полковником уже хотели поступить очень нехорошо, но из Петербурга прибыл офицер с императорским указом, что полковник Аксенов за личные заслуги по Высочайшему усмотрению производиться в генерал-майоры. Посрамленная комиссия предпочла побыстрее ретироваться от греха подольше. Позиции господина Аксенова после этого стали просто неприступными и желающих связываться с ним больше не наблюдалось.
Господин окружной начальник помог нам пригласить нужных людей и за два года к нам из России перебралось почти три десятка различных инженеров и ученых. А весной 1782-ого года к нам приехал англичанин Джон Келли.
Тридцатилетний Джон, талантливый грамотный инженер, был большим знатоком английской металлургии и имел все шансы добиться успеха, если бы не одно но. Он совершенно не разбирался в людях и пытаясь осуществить свои инженерные планы, всегда выбирал в компаньоны каких-нибудь проходимцев. В итоге вместе признания и богатства он получает кучу долгов и попадает в лондонскую долговую тюрьму Клинк. В 1780-м году во время пожара тюремное здание сгорела и Джону удалось бежать. Он тайно навещает своего брата, тот дает ему немного денег, чтобы Джон смог уехать в Америку. Но и здесь он в очередной раз связывается с проходимцем и весной 1781-го года оказывается в России, в Петербурге и сразу же попадет в полицию.
На его счастье в полицейском участке по какой-то надобности оказался русский инженер Алексей Лаптев, у которого несколько лет назад было шапочное знакомство с Джоном в Лондоне, во время стажировки в Англии. Джон рассказал Алексею про свои злоключения и тот позвал его ехать в Сибирь, за пару дней до того Алексею предложили переехать к нам.
Появление этой парочки для нас было большой удачей, оба были знатоками металлургии. Они быстро нашли общий язык с нашими инженерами и мастерами и вскорости предложили мне революционное преобразование нашей промышленности: перенос металлургического производства в Туран. Эту идею мы тут же стали воплощать в жизнь и за пару лет практически вся черная металлургия перебазировалась в Туран, вместе с разными коксохимиями, всяким литьем, прокатом и тому подобным.
На заводе на реке Терешкина остались цветметдрагметалургия, инструментальная металлообработка, строительство паровых и других машин, резиновое производство, абсолютно вся химия, производство стекла и бумаги, всякие швейки и сапожные цеха, типография. Кирпичных заводов у нас стало целых три: железногорский завод, где в основном производили шамотные кирпич, на Терешкина и в Туране. Цемент стали производить то же в Туране.
С каждым годом я все меньше и меньше вникал в оперативную деятельность нашей промышленности, дело шло и развивалось и без моего умничанья. Я только иногда генерировал идеи. Основными моими занятиями стали медицинская школа и физика, но не вся, а только электричество.
В физический класс я набрал почти два десятка молодых людей от двенадцати до двадцати лет, плюс Лаврентий. За полтора года мы семимильными шагами истоптали теорию вдоль и поперек, воспроизвели практически все возможные в наших условиях физические эксперименты. Через полгода я понял что кандидатов в великие физики двое: Игнат и Степан. Степан очень многое усвоил в процессе редактирования моих опусов и ни в чем не уступал своему товарищу. Через полтора года занятий, в двадцатых числах декабря 1779-ого года, физический класс сдавал свой первый экзамен. Как учитель с большим стажем и опытом, я теоретические знания всех своих учеников оценил на отлично, а кандидатов в великие физики, Игната и Степана, еще и с плюсом. В теории слабее всех был Лаврентий, но его природное экспериментаторское чутье с лихвой все компенсировало.
Подошло время воплощать знания и идеи с жизнь. И здесь раздалась команда: стоп машина! Одно дело собрать гальваническую батарею для экспериментов, совершенно другое создать и наладить промышленное производство. И так абсолютно всё.