Выбрать главу

Мы увидим, что в позднейшее время войны, а именно в 1773 году, Екатерина действительно переписывалась с Потёмкиным. Вероятно также, что она неоднократно беседовала о нем с Елагиным и Петровым.

Уезжающему в армию в начале 1771 года Потёмкину императрица поручила купить для нее турецкую лошадь. Об исполнении этого поручения писал Румянцев к графу Н.И. Панину осенью 1771 года[59].

Так как изложение участия Потёмкина в военных действиях выходит из рамки нашего очерка, мы ограничимся указанием на некоторые подвиги его. Он участвовал между прочим в делах при Красове и Турно в 1771 году, в военных операциях близ Силистрии в 1772 году, находился вместе с Орловым в Фокшанах во время переговоров, происходивших в этом местечке, в 1773 году поразил турецкую конницу в сражении у Силистрии и т. д.[60]

Не особенно выгоден отзыв кн. Ю.В. Долгорукого, участвовавшего в этой последней кампании и находившегося при Потёмкине близ Силистрии: «Как у Потёмкина никогда ни в чем порядку не было, а граф Румянцев его весьма уважал по его связям у «Двора» и проч.[61].

Достойно внимания то обстоятельство, что в начале 1773 года, когда императрица настаивала на переходе русских войск через Дунай, а Румянцев писал ей о неудобствах такого действия, Потёмкин находился в числе тех генералов, которые говорили против мнения Екатерины[62]. Последняя, сообщая Вольтеру в июне 1773 года о военных действиях, упоминала о подвигах Потёмкина[63]. Несколько позже, осенью, узнав через Румянцева о смелых военных делах Потёмкина у Силистрии[64], Екатерина собственноручно писала Потёмкину 4 декабря 1773 года:

«Господин генерал-поручик и кавалер. Вы, я чаю, столь упражнены глазеньем на Силистрию, что вам некогда письма читать; и хотя я по сю пору не знаю, предуспела ли ваша бомбардирада, но тем не меньше я уверена, что все то, что вы сами предприемлете, ничему иному приписать не должно, как горячему вашему усердию ко мне персонально и вообще к любезному отечеству, которого службу вы любите. Но как с моей стороны я весьма желаю ревностных, храбрых, умных и искусных людей сохранить, то вас прошу по пустому не вдаваться в опасности. Вы, читав сие письмо, может статься, сделаете вопрос: к чему оно писано? На сие вам имею ответствовать: к тому, чтобы вы имели подтверждение моего образа мыслей об вас, ибо я всегда к вам весьма доброжелательна».

Екатерина

Декабря 4 числа 1773 г.»

«Скажите и бригадиру Павлу Потёмкину спасибо за то, что он хорошо турок принял и угостил, когда они пришли за тем, чтоб у вас батарею испортить на острову».

Адрес этого письма писан рукою же императрицы: «Григорию Александровичу Потёмкину»[65].

Расположение Екатерины к Потёмкину предвещало важную перемену в жизни последнего.

Глава II

Потёмкин в 1774–1776 годах

В продолжение 1774 года Потёмкин не участвовал в военных действиях. Он уже в начале этого года прибыл в Петербург. О времени его приезда и о подробностях его путешествия в столицу мы не имеем точных сведений[66].

Самойлов рассказывает, что Потёмкин отправился из армии в Петербург, «с тем чтобы не чрез чье-либо посредство, но прямым путем представить монархине основательные соображения свои», что он, прибыв в столицу в январе 1774 года, остановился в доме зятя своего, Н.Б. Самойлова, и вскоре после приезда, чрез посредство Григория Орлова, виделся с императрицею в Царском Селе. Самойлов сообщает далее, что императрица дозволила ему написать к ней письмо с просьбою о пожаловании его в генерал-адъютанты. Сделав это, Потёмкин вскоре получил собственноручный ответ, в котором Екатерина, исполняя его просьбу, хвалила его за то, что он писал прямо к ней, а не искал повышения побочными путями[67].

Все это шло чрезвычайно быстро. Уже 1 марта 1774 года императрица могла сообщить Бибикову о назначении Потёмкина генерал-адъютантом. «Как он думает», – сказано в этом письме, – что вы, любя его, тем обрадуетеся, то сие к вам и пишу. А кажется мне, что, по его ко мне верности и заслугам, немного для него сделала, но его о том удовольствие трудно описать; а я, глядя на него, веселюсь, что хотя одного человека совершенно довольного около себя вижу»[68]. 15 марта она писала к Бибикову: «Друга вашего Потёмкина весь город определяет быть подполковником в полку Преображенском. Весь город часто лжет, но сей раз я весь город во лжи не оставлю, и вероятие есть, что тому быть так»[69].

Поспешив затем удалить Васильчикова, осыпанного при удалении разными милостями, императрица в своих письмах к барону Гримму неоднократно в это время весьма выгодно отзывалась о Потёмкине. Так, например, она писала 19 июля 1774 года: «Генерал Потёмкин более в моде, чем многие другие, и смешит меня так, что я держусь за бока». В другом письме, от 14 июля: «Я удалилась от некоего прекрасного, но очень скучного гражданина[70], который тотчас же был замещен, не знаю сама, как это случилось, одним из самых смешных и забавных оригиналов сего железного века». Сообщая Гримму в письме от 8 августа, что у нее в работе постельное одеяло для ее собачки и что Потёмкин собирается украсть это одеяло для себя, Екатерина прибавляет: «О, какая славная голова у этого человека! Он более чем кто-либо участвовал в заключении этого мира[71], и эта голова забавна, как дьявол»[72].

Карьера Потёмкина наделала много шуму. Жена новгородского губернатора Сиверса, находившаяся в это время в столице, писала мужу 31 марта: «Новый генерал-адъютант дежурит постоянно вместо всех других… Говорят, он очень скромен и приятен». В другом письме, от 3 апреля: «Пока он живет у Елагина». Далее 10 апреля: «Покои для нового генерал-адъютанта готовы, и он занимает их; говорят, что они великолепны». 17 апреля: «Потёмкина хвалят; он состоит в хороших отношениях к Панину, который когда-то, в опасное время, спас его от происков Орловых и отправил его с каким-то поручением в Швецию. Я часто вижу Потёмкина, мчащегося по улице шестернею». В письме от 28 апреля г-жа Сиверс рассказывает о посещении императрицею театра: «Потёмкин был в ложе; с ним беседовали (т. е. императрица беседовала) много во все время представления; он пользуется большим доверием; говорят, что он отличается щедростью». 9 мая: «Недавно Потёмкин сделался членом Государственного совета; это маленькая пощечина для Брюса, который не принадлежит к этому собранию…»[73]

Фонвизин 20 марта писал к Обрезкову в Букарешт: «Здесь у двора примечательного только то, что г. камергер Васильчиков выслан из дворца и генерал-поручик Потёмкин пожалован генерал-адъютантом и в Преображенский полк подполковником. Sаpietiti sаt»[74].

По поводу возвышения Потёмкина Петр Ив. Панин в письме к одному приятелю заметил (7 марта 1774 года): «Мне представляется, что сей новый актер станет роль свою играть с великою живностью и со многими переменами, если только утвердится»[75].

Также и иностранцы-дипломаты зорко следили за переменою, происшедшею при русском дворе. Так, например, прусский посланник граф Сольмс доносил 15 марта: «По-видимому, Потёмкин сумеет извлечь пользу из расположения к нему императрицы и сделается самым влиятельным лицом в России. Молодость, ум и положительность доставят ему такое значение, каким не пользовался даже Орлов… Граф Алексей Орлов намерен отправиться в Архипелаг раньше, чем предполагал, а князь Григорий Григорьевич, как говорят, высказывает желание уехать путешествовать за границу. Потёмкин никогда не жил между народом, а потому не будет искать в нем друзей для себя и не будет бражничать с солдатами. Он всегда вращался между людьми с положением; теперь он, кажется, намерен дружиться с ними и составить партию из лиц, принадлежащих к дворянству и знати. Говорили, что он не хорош с Румянцевым, но теперь я узнал, что, напротив того, он дружен с ним и защищает его от тех упреков, которые ему делают здесь»[76].

вернуться

59

«Сб. Ист. Общ.», IX. 427.

вернуться

60

См. между прочим рассказ Самойлова; подробности в сочинении Петрова.

вернуться

61

Р. Старина (1889) т. LX, стр. 503.

вернуться

62

Соловьев, XXIX. 11.

вернуться

63

«Сб. Ист. Общ.», XIII, 343.

вернуться

64

«Сб. Ист. Общ.», XIII, 374.

вернуться

65

«Сб. Ист. Общ.», XIII. 373.

вернуться

66

В XIII томе «Сборника Имп. И. О.», стр. 363, помещен рескрипт на имя генерал-майора Кара. Редактору этого тома, Я.К. Гроту, как кажется, принадлежит замечание в надписи, что этот рескрипт (от 10 октября 1773 г.) писан рукою Потёмкина. Возможно ли это? Мог ли в это время Потёмкин находиться в Петербурге? Очевидно, тут есть некоторое недоразумение. Можно ли утверждать, как то делает комментатор на стр. 395, что Потёмкин был вызван письмом Екатерины от 4 декабря 1773 г.? В письме от 4 декабря не заключалось приглашения в Петербург.

вернуться

67

Бантыш-Каменский, «Биогр.» II. 61, 62, сообщает оба письма дословно; ссылка: «Из портфелей Миллера, хранящихся в моск. архиве мин. ин. д.». У Самойлова («Р. Арх.» 1867, 1018) выписка из рескрипта императрицы, по содержанию схожа с документом, сообщенным Бантыш-Каменским. Тут, однако, рождается вопрос: почему это письмо Екатерины не издано в XIII томе «Сборника Ист. Общества»? Ведь там же изданы бумаги Екатерины, хранящиеся в государственном архиве. Неужели не были приняты в соображение «портфели Миллера»?

вернуться

68

«Сб. Ист. Общ.», XIII. 395.

вернуться

69

«Сб. Ист. Общ., XIII. 396.

вернуться

70

Васильчикова.

вернуться

71

Кучук-Кайнарджийского.

вернуться

72

«Сб. Ист. Общ.», XIII. 409, 416, 432, 439. Те же письма еще раз изданы в XXIII томе, стр. 4, 6. 9.

вернуться

73

Blum, «Ein russischer Stааtsmаnn», II, 20–24.

вернуться

74

«P. Аpx.», 1865. 854.

вернуться

75

«Р. Стар.», VIII. 343.

вернуться

76

«Р. Архив», 1873, 126–127.