Сказала громко, даже с некоторыми грозными нотками в голосе. Екатерина знала, что её слова, интонацию, жесты и прочие нюансы послы обязательно запомнят и уже завтра сказанное ею помчится в Европу. Желая убедиться, что её услышали все, Екатерина внимательно оглядела зал. Затем царственно подала Потёмкину руку для поцелуя. – До свидания, князь. Больше не задерживаю вас, с Богом!
Поцеловав руку, Потёмкин направился к выходу. Кивнув несколько раз на дежурные по необходимости раболепные приветствия присутствующих, Потёмкин покинул зал. Слуги закрыли за ним двери.
Императрица стала по очереди беседовать с подданными. Решив, что очередь до него дойдёт не скоро, Гаррис, стараясь не привлекать к себе внимания, поспешил за князем.
Потёмкин уже спускался по парадной лестнице: гулкий звук его шагов усиливался тишиной почти пустого в это время дворца.
Слуги провожали иностранца безучастным взглядом.
На нижнем этаже Гаррис настиг светлейшего и, запыхавшись, церемонно поздоровался с ним. Потёмкин остановился, ответил на высокопарное приветствие и удивлённо посмотрел на англичанина.
Собрав всю свою смелость и понимая, что он явно нарушает дипломатический этикет, Джеймс Гаррис произнёс:
– Простите, ваше сиятельство! Только тревожные события в моей стране прощают мне подобную дерзость обратиться к вам лично. Ваша страна вызывает у меня восхищение, она стала играть главенствующую роль в европейской политике. И кто, как не вы этому способствуете.
Потёмкин не ответил, он продолжал с тем же удивлением разглядывать посла. Гаррис не смутился. Он увидел слабую искорку заинтересованности в единственном глазе светлейшего. «Грубая лесть, конечно, а кого она оставит равнодушным?» – мелькнула у него мысль.
– Ваша проницательность и безграничное трудолюбие на благо России, – торопливо продолжил Гаррис, – заставляют думать меня и, смею вас заверить моё правительство, что вы и должны возглавить сию международную политику своей страны. Мы вместе…
Слова посла покоробили князя.
– Это что, предложение или констатация, милорд? Не слишком ли грубая лесть с вашей стороны? – бесцеремонно и довольно грубо перебил Гарриса Потёмкин. – Внешней политикой у нас ведает граф Панин, и вы не хуже меня об этом осведомлены. И, насколько мне известно, вы с ним не раз встречались.
Он сделал красноречивую паузу. Уставившись своим единственным глазом на посла, светлейший изобразил на лице ехидное ожидание, молчаливо требуя объяснений. На этот раз Гаррис смутился. Возникла пауза. «Приём не сработал! Это конец!» – обречённо подумал Джеймс.
Однако острый ум Потёмкина уже проигрывал варианты использования неожиданно возникшей ситуации. О том, что нужно было англичанам Григорий Александрович знал, решение государыней было только что принято, но англичанин пока того не ведает… Однако…
«Этого прирождённого вига можно использовать в пику западным державам, да и Панину тоже. Посла надо приручить к себе. Много пользы может принести сие», – решил Потёмкин.
– Милорд, – вдруг прервал паузу князь, – вы, наверное, думаете, что ваша борьба с Францией и Испанией по поводу колоний в Америке занимает Россию больше, чем наш конфликт с Турцией и события в Крыму? Ошибаетесь, смею вас заверить, милорд, ошибаетесь.
Насмешливый тон, с каким Потёмкин произнёс эти слова, совсем не понравился Гаррису. Английский аристократ окончательно сник. Теперь он точно не знал, как можно подружиться с Потёмкиным, умным и проницательным, хоть и «безродным», коим и продолжал его считать.
И вдруг, к радости посла, князь взял растерявшегося англичанина под руку и с улыбкой произнёс: – А впрочем, разговор сей, милорд, продолжим в более удобное время. На днях, коль не будете возражать, я приглашу вас к себе, сэр. Мы сможем подробно обсудить проблемы у вас возникшие. До встречи, милорд, – светлейший, плутовато, по-мальчишески улыбнувшись, покинул опешившего посла.
Из широких дворцовых окон посол увидел, как шестерка сытых красивых коней выкатила карету светлейшего князя на чистые брусчатые камни мостовой.
Англичанин глубоко и облегчённо вздохнул. Он поспешил возвратиться в залу и был весьма доволен собой.
Рядом с лестницей, в самом углу парадных апартаментов, у большой напольной китайской вазы Гаррис увидел недавних собеседников в коричневых камзолах. Видимо, они уже покинули приёмную залу, и теперь оба довольно громко о чём-то между собой спорили.
– Ты, Иннокентий, повыше бери, повыше. С твоим-то малым ростом и яйцо не разобьется, не то что часы. Бросай давай!