23 сентября 1782 года в крепость из Херсона прибыл Потёмкин. Князь недавно перенёс болезнь и выглядел теперь уставшим. Движения его были вялы, осунувшееся, бледнее обычного лицо не излучало той энергии, напористости, так завораживающе действующех на окружающих.
Однако, несмотря на перенесённую болезнь, Потёмкин успел побывать в Крыму, где воочию убедился, что личность Шахин-Гирея вызывает недовольство у большинства татарской знати и простых татар. Обстановка в Крыму накалилась, население, возможно, с большим желанием восприняло бы протекторат России, нежели такую «независимость». Он также обратил внимание, что особое влияние на настроение населения оказывала необычная жестокость с которой хан расправлялся с мятежниками.
На следующий день встреча наших героев состоялась. Согласно этикету, Потёмкин первым приветствовал Шахин-Гирея. Не встречаясь с ханом ранее, князь с интересом и любопытством разглядывал хрупкую, без бороды, но с пышными усами невысокую фигуру крымского самодержца. Смышлёный взгляд на смугло-желтоватом лице, неторопливые, скорее, плавные движения говорили об уверенном в себе человеке.
Как и подобает восточному правителю, Шахин был одет в национальную одежду: ярко и красочно. Золотистого цвета тюрбан на его голове весьма гармонировал с зелёным, с элементами золотого шитья царским халатом, из-под которого виднелись сапоги из мягкой, тонкой кожи с узкими и слегка загнутыми вверх носами. На пальце правой руки хана сверкал перстень с крупным рубином, на левой – перстень с таким же крупным изумрудом.
Красивое лицо с прямым узким носом, внешне сохранившее черты чингизидов, было спокойным, однако глаза хана выдавали внутреннее напряжение и настороженность. Небольшой рост не позволял опальному владыке смотреть прямо в глаза своему визави, и он, выслушивая приветствие Потёмкина, был вынужден слегка откинуть назад голову, отчего весь его облик казался надменным и напыщенным. Оба глядели друг на друга испытующе.
Дабы не смущать своим ростом хана, князь радушно показал на кресла, приглашая гостя сесть.
Сам князь, как и подобает второму человеку в государстве, тоже был облачён торжественно, и не менее ярко. Желая поразить татарина своим внешним видом, Потёмкин надел парадный камзол (кстати, тоже зелёного, но более тёмного цвета) и на него навесил все свои награды (коих было, как мы помним, немало), не забыв, конечно, пристегнуть драгоценную шпагу, подаренную государыней. Пальцы князя тоже не остались без дела… Три золотых перстня с огромными камнями выглядели достойно.
В шатре воцарилась неловкая тишина, и хан, и Потёмкин сидели молча. По протоколу, первым вроде бы должен начать разговор государь – Шахин-Гирей, но тот молчал, понимая, что в его положении этого делать не след, а светлейший князь не хотел нарушать дипломатический этикет. Наконец Потёмкин нарушил молчаливую паузу. Он встал, подошёл к бюсту Екатерины, как бы давая понять, что беседа будет вестись в присутствии и от имени российской самодержицы, а потому и разговор должен быть серьёзным.
Пропустив напыщенные протокольные слова сожаления по поводу случившегося, говорить светлейший начал сразу по существу, не сильно заботясь о чувствах хана.
– Ну, что случилось, ваша светлость, то случилось. Бог тому судья, мы всем сердцем хотели мира и спокойствия в вашем государстве, – произнёс Потёмкин. – Однако, как-то не сложилось сие, народ не любит вас. А почему?.. Вы, ваша светлость, весьма и весьма торопились все эти годы. Заняв престол, вы хотели переменить всё разом и сделать из своего ханства цивилизованное государство… Но, о мой Бог, как сие возможно?!.. Не ваш ли Аллах учит терпению… Не он ли глаголет, что нет вреднее человека, делающего второй шаг раньше первого? А вы не только первый, вы даже не второй сделали… Зачем вы спешите?..
Нельзя, ваша светлость, веками привычное для мусульман всё разом поменять. Вы не престол крымский приняли, вы великое обязательство перед своим народом приняли! Не надо было тащить все европейские привычки в ханство. Потому и взбунтовались татары.
– Русские сами учили меня этому! – совершенно без акцента, чем немало удивил Потёмкина, воскликнул Шахин-Гирей. – Не ваш ли царь Пётр сие совершал когда-то?!..
– Мы не учили. Мы только показали вам совершенства нашей жизни, как Европа показывала их царю Петру Первому. Не всё, что хорошо пахнет надобно тащить в свой дом. Ваша светлость виноваты сами, и будь я татарином, бунтовал бы тоже! – в сердцах произнёс князь. Потёмкин сделал паузу, давая возможность опальному хану успокоиться, затем продолжил: